бык. Это хорошо, ведь мое сердце уже мертво. Вскоре не станет тела, страдающего от погибшей любви. Боль, все проявления боли прекратились бы, если бы я позволила этой хрупкой пичуге или бабочке, которую греки называли «душой», улететь. Я закрываю глаза и проваливаюсь в глубокое трансовое состояние и, как в галлюцинации, вижу прозрачную бабочку, висящую у меня над головой, словно крошечный парашют, который мог бы унести мою душу. Я не сплю, но эта фантазия похожа на образы, которые возникают во сне, как если бы сны медленно текли через мой поврежденный мозг. Неважно, какая патология создала такую картинку, я очень благодарна ей за бабочку, летающую у меня над головой и машущую крылышками, покрытыми золотой пылью. «Скорее, бабочка! Поторопись. Унеси мою душу. Я открыта. Сейчас как раз время уйти. Давай улетим вместе». Как купальщица, застывшая у края воды и предвкушающая удовольствие от прохлады в глубине забытья, я жду, спокойная и сосредоточенная, готовая к погружению в смерть.
Вместо этого в комнату входит процессия, состоящая из моих ошибок и прегрешений против любви. Я приветствую их. «Да, я совершила все эти ошибки». Я позволяю им пройти с легкостью, которой никогда до того не испытывала. Чувство вины лишено интенсивности, сила страдания отделена от него самого. Я израсходована, я пыль на крыльях бабочки, я ощущаю величественную легкость умирания. Мое сердце разбито, я полна печали и сожаления, но я не виновата. Я сделала все, что могла, и все кончено.
В палату, толкая перед собой каталку, входит медбрат в белом халате. Он начинает отсоединять переплетенные трубки и провода, опутывающие мою кровать, объясняя по ходу, что переложит меня на передвижные носилки, чтобы отвезти на магнитно-резонансную томографию. Он очень мешает нам – мне и моей бабочке, – особенно, когда начинает поднимать мой торс, потому что меня настигает рвота – вулканическое извержение, выстреливающее лавой далеко за пределы кровати. Молодой человек делает шаг в сторону, просит не тревожиться, объясняет, что такая сильная рвота нормальна при черепно-мозговых травмах. Будет меня рвать или нет, он должен переложить меня на каталку. Этот молодой человек хорош собой (по крайней мере, я все еще могу это заметить), но фонтаны рвоты полностью уничтожили то спокойствие, которое было необходимо бабочке, чтобы унести мою душу. Слишком поздно! Момент для нашего бегства упущен.
Молодому человеку требуется немало времени, чтобы справиться со своей задачей, но он действует умело. Он все убирает, очень бережно обращаясь с этой грудой живой плоти. Он привозит меня обратно после сканирования мозга и укладывает в кровать. Я снова проваливаюсь в транс. Бабочка улетела, а вместо нее возникает отчетливое воспоминание. Когда мне было двадцать лет, в Мадриде я видела легендарного тореадора по прозвищу Кордованец, сражавшегося с быком. Тогда я думала, что никогда не забуду его – такого элегантного и грациозного. В шелковом розовом костюме, расшитом золотыми нитями, он противостоял разъяренному пятисоткилограммовому
