алтарь. Даже невооруженным глазом можно было различить, что прежде на нем возлежала ценная вещица, пропавшая теперь в дырявом кармане безвременья. Впрочем, в зале осталось на что посмотреть. Одно описание рисунков на стенах и потолке, если донести их тайный смысл, заполнило бы пухлую рукопись.
Открыв рот, я пялился на магические каракули.
Внезапная мысль о надвигавшейся ночи и о том, что я далеко от берега и корабля, рассеяло всё любопытство и интерес. Остаться одному на чужом острове и разгребать его пыльные тайны – не очень-то прельщала такая перспектива. Я заторопился и последний раз глянул по сторонам. Я заметил палочку, скромно лежавшую в тени алтаря. Нагнувшись, я с изумлением обнаружил, что по виду она напоминает те, что носили греческие мистики. С одного конца она была немного утолщена в форме сосновой шишки, а основание перевито виноградной лозой.
Называлась такая штука: тиреус, жезл Вакха. Я ничего не знал об его истинном предназначении, но не прихватить такой сувенир, было невозможно. Вместе с находкой я поспешил наверх. Зажмурив глаза, чтобы не видеть блуждавшие вокруг тени, я пулей вылетел из храма.
Честно говоря, я чувствовал себя расхулиганившимся до неприличия, глупым несведущим мальчишкой, который тайком пробрался в дом Мастера и нашкодил, стянув кое-что из личных вещей, и теперь что есть мочи уносил ноги.
Возможно, возмездие, высунув желтый язык, уже неслось по пятам.
Неподкупная судьба без тропинок вывела через набухшие сумерки к берегу, на ту сторону ручья, где начинались мангровые заросли. Я спешил к устью, ожидая оттуда увидеть судно.
Однако то, что я увидел, ошеломило меня. Наш корабль, подняв паруса, уносился прочь от берега. Еще не совсем стемнело, и я мог наблюдать красивый и необъяснимо стремительный ход корабля. Не успел я раскрыть рта и разразиться громкими словами проклятья, как обнаружил причину предательского бегства. От такой причины, я и сам запаниковал, чуть не помочившись в штаны.
Вдоль берега по колено в воде, размахивая копьями, пращами и палицами, сотрясая воздух боевыми воплями, прыгали туземцы. Разукрашенные устрашающим боди-артом, сердитые и кровожадные, они вызывали ужас. Я ретироваться в заросли и оттуда наблюдал, как они готовят к погоне пироги.
На носу самой большой был изображен кривляющийся человек с безобразным лицом, высунутым языком и с глазами, сделанными из двух белых раковин. Глядя на его рожу, сердце подсказывало, что в моих товарищах туземцы видят преотличное лакомство на ужин.
Оружия на нашем корабле не имелось, и бегство товарищей, посчитавших меня уже съеденным, вполне объяснялось. Что-то однако заставляло туземцев медлить с погоней. Они не спешили, осыпая убегавших градом стрел и камней.
Произошедшее далее ввергло меня в пучину смятенных чувств. Чуть не довело до инфаркта или тяжелой формы безумия. Я мог стать седым молчуном, припадочным заикой, хромым эпилептиком, стариком с выпученными глазами. Кем угодно. Я остался
