народ о разрыве короля с любовницей».
«Потрясенные внезапной немилостью церкви, – пишет далее Ришелье, – обе фаворитки застыли на месте как вкопанные и не произнесли ни слова, но герцог Ришелье40, знавший о любви короля к мадам де Шатору, а также о том, что государь очень быстро попадал под влияние своих министров и придворных, заявил, что сделает все возможное, чтобы отменить распоряжение короля об отставке фавориток, и возьмет всю ответственность на себя, если те решат остаться и не выполнят отданного во время горячечного бреда приказа».
В свою очередь, священники времени даром не теряли, разослав по всем приходам следующее распоряжение:
«Закрыть святые дарохранительницы, для того чтобы немилость церкви стала еще более ощутимой и чтобы король не отдал новых распоряжений».
Но на этом они не остановились. Было объявлено о том, что король будет причащен только после отъезда обеих сестер.
– Законы церкви и наши святые каноны, – заявил Фиц-Жам королю, – запрещают прича щать умирающего, пока любовница еще нахо дится в пределах города. Прошу, Ваше Величест во, дать новые указания, чтобы ускорить отъезд фавориток.
И умышленно добавил:
– Время не терпит. Вы можете скоро умереть. Фиц-Жам с таким нажимом произнес слово «любовница», что у короля побежали мурашки по спине и он согласился со всем, что от него требовали. Приказ Людовика XV был на этот раз выполнен с таким рвением, что на королевской конюшне не нашлось ни одной кареты для бывших фавориток, чтобы оградить их от народного гнева.
В этот скорбный час все отвернулись от молодых женщин. И только маршал Бель-Исль, опасаясь, что их могут забить камнями, и вспомнив об услугах, которые они ему оказали, сжалился над женщинами и нашел для них карету, в которую они поспешно забрались и тут же задернули шторы, чтобы народ не узнал и не растерзал их41.
Как только фаворитки покинули город, епископ Суассона дал разрешение на причастие короля…
В то время пока король получал последнее причастие, мадам де Шатору спасалась бегством вместе со своей сестрой под градом насмешек, оскорблений, угроз и улюлюканье толпы. Их забрасывали камнями, карету обливали помоями и даже содержимым ночных горшков. А в Коммерси горожане едва не разбили окна кареты и не разорвали фавориток на куски. И только вмешательство городского нотабля спасло их.
Естественно, самые ужасные оскорбления обрушились на голову мадам де Шатору, о которой народ распевал:
Несчастья все, что с нами происходят,
Лишь только от нее одной исходят.
Не без ее советов и решений
Мы потерпели столько поражений.
Теперь вы все узнаете о ней,
Увидите, кто при дворе главней.
Несмотря на все оскорбления, в Париж мадам де Шатору не поехала. Она объяснила свой поступок в письме герцогу Ришелье, ласково называя его «дядюшкой».
«Я думала, что, пока король не пришел в себя после
