потерять его. Леха да он, вот и все, что связывает меня с моим миром. Ты же должен понимать…
Леха смотрел на эльфа дикими глазами.
– Не верю! – с ненавистью крикнул он прямо в лицо эльфа. – Не верю во всю эту вашу лабуду! Не верю!
Рухнул на колени и сгреб Толяна за отвороты волчовки.
– Толян! Братуха! Разводишь нас? Кончай придуривать.
Гладко выбритая голова парня моталась из стороны в сторону.
– Леха, прекрати истерику…
– Толян, Стас ждать не будет. Без тебя уйдет. Копытами звенит. – Глаза у Лехи дурные, влажные.
– Прекрати!
Отодвинул упирающегося друга рукой и присел рядом. Отвернул волчовку и накрыл рану на просторной груди рукой.
«Хорошо, что не срезень, а бронебойная… – подумал он. – Ранка, как от «Макарова». Иначе располосовало бы на половину груди».
Над телом Толяна повисло легкое, прозрачное или призрачное, как кисея, облачко. И Стас, или только показалось, расслышал неясное бормотание.
Прошла минута, другая… Мозг работал, как метроном, отсчитывая секунды. Ощутил в ладони покалывание.
Счастлив Леха. Может позволить себе все, что угодно. Даже закатить истерику. Сорваться до эмоций, до слез. Кричать и задыхаться от ярости и бессилия.
Привязался к простодушному братку с по-детски наивными глазами, под волчовкой которого таилось, несмотря на все, его глуповатое естество, отзывчивое и доверчивое сердце. Верное и преданное.
«Он будет жить, витязь, – забился в сознании женский уверенный голос. – Я не позволю ему умереть. Пока он сам того не захочет. Судьба этого мира многие века будет храниться его жизнью».
И что тут можно сделать?
Ладонь огнем горит. Уже не иголками, клинками рвет в куски.
Удивительно, как крепко сидит жизнь в этом сердце. Стрела прошла впритирку с ним, а оно, это самое бестолковое Толяново сердце, трепещется под ладонью. Крепок парень! А чем поможешь? Еле заметно вздрагивает обнаженная грудь.
Леха, сдерживая дыхание, скрипит зубами над его ухом.
– Толян…
И, словно услышав Лехин шепот, открыл глаза. Поморщился болезненно, чихнул…
– Леха, братуха… – шевельнулись синюшные губы. – Колбасит меня, командир. Холодно. Такая непруха!
Купава всхлипнула, зашмыгала носом. Но зареветь, завыть по-бабьи, не решилась. Прижала туго сжатые кулачки к лицу и раскачивается из стороны в сторону.
Стаса и самого бросило в дрожь. На лице холодный пот. Течет со лба, забирается под повязку. Липкий, соленый. И едкий, как кислота. Разъедает невидящие глаза.
Отвалился в сторону и уронил голову на колени.
Облачко медленно растаяло. И снова Стас услышал облегченный женский вздох.
Мотнул головой, прогоняя наваждение.
А Леха мнет, охаживает Толяна своими лапами по спине.
– Развел,
