за ними поезд, что это дальше, на фронт, как вдруг он перестал двигаться. С высоких подножек тотчас стали спрыгивать красноармейцы – грузные, неуклюжие со своими скатками, вещмешками, винтовками – и женщины, в их числе Нина, натыкаясь друг на друга, размахивая руками, побежали к месту высадки – а там уже всё перемешалось.
Пробираясь в разгоряченной толпе, пропитанной острыми запахами сукна, ремней, ружейной смазки и пота, Нина вглядывалась в незнакомые потные лица парней и то смеялась, то хмурилась, пожимала чьи-то руки, принимала и прятала в сумку белые треугольники, напомнившие ей письма, которые передавала ей мама, когда она лежала в больнице со скарлатиной, удивлялась неожиданным встречам, которые у кого-то всё-таки произошли – с выкриками, со слезами и смехом, с судорожными объятиями, – даже взяла у кого-то конфету и пожевала её. Кругом выкрикивали имена, адреса, названия военкоматов. Так долго не могло продолжаться, и, словно подводя итог, протяжно прогудел паровоз. И вдруг ее окликнули:
– Нина!
Она обернулась и увидела Колю Шапошникова.
– Нинка! Строева! – кричал он и проталкивался к ней.
Она чуть не задохнулась в его крепких руках, она чуть не потеряла сознание.
– Ты жив? – спросила она.
– Я жив, снаряжен и обучен! – крикнул Коля, и она успокоилась.
– А что это у тебя за шишка на лбу? – спросила она и погладила свежую ссадину.
– Да вот сейчас в вагоне, об полку!..
– Пятак прикладывал? – Она положила руки ему на плечи.
– А у меня нет! Что, сильно, да?
– Фонарь что надо, Коленька!..
– Да заживет…
Они так и стояли, обнявшись, и понемногу грустнели. Нина привстала на цыпочки и поцеловала его ссадину, а он поцеловал ее в губы.
– Так ты кого любишь?.. Меня или Эльку?
Коля виновато молчал.
– Ладно. Ты выживи, а там разберемся, – сказала Нина.
Вдруг поезд лязгнул буферами и осадил назад. Толпа задвигалась вдоль состава, все закричали, и поезд остановился. Бойцы помогали женщинам взбираться на высокие ступени. Коля тоже подвел Нину к вагону, но подняться ей помогли уже другие.
– Нинка, адрес-то скажи! – крикнул Коля ей в спину.
– Марата! – крикнула она.
– Да знаю, Марата! Дом-то какой?
– Пятнадцать!
– А квартира?
Нина выкрикнула номер квартиры и заплакала.
– Обязательно, Коленька!.. – кричала она уже из окошка, то ли видя, то ли не видя его. – Обязательно, Коленька!.. Обязательно!..
А он, словно понимая ее, кивал и твердил:
– Да, да, да, да!..
Через много-много лет после войны Нина Васильевна Строева рассказала про встречу с немцем на торжественном вечере гострудсберкасс, посвященном Дню Победы. Ей долго
