Может, вообще не заводить сегодня никаких объяснений, подождать более удобного времени, когда муж сумеет выслушать её на трезвую голову? Не в силах, не может она ждать!
– Ну, Джагфар, кажется, я немного засиделся, да и вино ударило в голову. Ты всё наливаешь да наливаешь, – послышался за стеной голос Дидарова. – Пора домой. Ты не обижайся на меня, – может, что лишнее сказал. Но это не мои слова, не я их придумал. Это, брат, сама жизнь! У тебя хватит ума, сам всё поймешь. Ладно, до свидания.
Гаухар торопливо убирала со стола посуду, словно ей хотелось как можно скорее избавиться от следов чего-то постыдного, происходившего в её квартире. Джагфар с взлохмаченными волосами, с расстёгнутым воротом, развалясь, сидел на диване.
– Не люблю я этого твоего друга, – словно самой себе сказала Гаухар.
Джагфар как бы недоумевающе пожал плечами:
– Что ж, ищи такого, кто по вкусу… А я тем временем пойду отдохну.
Для внимательного и всегда обходительного Джагфара ответ этот был резким, грубоватым.
Но Гаухар было не до тонкостей сейчас. Ей в пору было следить за собой, чтоб не сорваться, не закричать.
– Если хочешь отдохнуть, я сейчас постелю, – ответила она. А помолчав, добавила: – Но мне надо бы серьёзно поговорить с тобой, Джагфар. Лучше всего не откладывать, сейчас поговорить. Всё равно рано или поздно этот разговор состоится.
Джагфар настороженно повернул голову, взглянул на жену, – куда девалась его дремотная ленца.
У Гаухар было определённое намерение высказать своё мнение о Дидарове, предостеречь мужа, что дружба с этим двуличным человеком вряд ли сулит добро. Но в последнюю минуту у неё как-то само собой сорвалось с языка:
– Я хотела бы, Джагфар… Я хочу рассказать тебе кое-что о Фаягуль Идрисджановой. Не первый раз собираюсь…
Краска бросилась в лицо Джагфару. Он был выпивши, но не настолько, чтобы не понять, о чём может пойти речь.
– Сама не знаю, почему, – начала Гаухар, – но я не люблю Фаягуль и не могу преодолеть это неприятное чувство. Впрочем, она первая подала пример беспричинной враждебности. Мы с ней не ссорились открыто, ничего оскорбительного не говорили друг другу. Но при первых же встречах она так высокомерно и презрительно смотрела на меня, что мне оставалось отвечать тем же. Я понимаю, Джагфар, – это мелочная взаимная ненависть унизительна для интеллигентного человека, особенно для учителя, – но ничего не могу поделать с собой. Как-то я не удержалась, обратилась к Шарифу Гильмановичу. Он согласился, что такие отношения не украшают учителя, и посоветовал…
– Ты рассказала эту чепуху директору? – перебил Джагфар.
– Как же было не рассказать? Между двумя учителями, работающими в одной и той же школе, возникла вражда, и эту свару надо скрывать от уважаемого, более опытного человека, от твоего руководителя? Это никуда не годится, Джагфар.
– И
