вокзала. Через час она будет ждать на перроне с билетами. Куда и зачем не сказала.
В назначенное время я неспешно шел по перрону, издалека заметив знакомую красивую фигуру. Сестра стояла у столба и уплетала мороженное, наверняка, свое любимое фисташковое. По взгляду я понял, что не следует выражать радость, и встал неподалеку, будто мы незнакомы.
Подошел пригородный поезд. Сестра направилась в вагон, я за ней. Оказавшись в одном купе, я сел напротив и вопросительно поглядел. Сестра передала билет и приложила палец к губам. Когда в купе появились другие пассажиры, на моем лице блуждала самая простецкая полуулыбка. Словно я неделю, как удачно женился и думал теперь лишь о своих амурных делах.
Ехать оказалось недалеко, поезд миновал несколько дачных поселков, простучал колесами по мосту через уснувшую речушку, мимо тенистого соснового бора, как сестра поднялась к выходу. На платформе мы оказались в компании грибников и дачников.
− Не подскажите, который час. Мои остановились, – спросил я у сестры, делавшей вид, будто что-то ищет в сумочке.
− Подождите, пожалуйста. В моей сумочке завелась черная дыра.
− О, конечно, не спешите, главное не попадите туда рукой.
Сестра, улыбаясь, продолжала поиски. Пронесся последний вагон, дачники и грибники уходили все дальше, и тут сестра на мгновения обняла, нежно шепнув:
− Братишка, как же я соскучилась.
− Как хорошо, что мы снова вместе, сестрёнка, − растроганно просипел я. − Как хорошо…
Последние лет пять мы собирались с сестрой вместе только по делу. А закончив, расставались. Кто мы? Мы − крысоловы, мы ловим крыс. Не тех, которые ночами пробираются в амбар и проедают ваши мешки с зерном. А тех, которые в любое время дня и ночи лезут в ваши души, прогрызая перегородки, отделяющие от кошмара, который всегда рядом.
Мы шли по дороге следом за грибниками.
− Для нас опять есть работа, непростая, − говорила сестра. − Если нам удастся её закончить и с нами ничего не случиться, это будет чудом.
Конечно, то, что мы делали, трудно было назвать работой. Больше походило на фокусы охотников за привидениями. Никто, кроме нас, не знал истинную цену нашего дела. Это не просто занятие не из легких, это адское напряжение. Рискуя собственной жизнью, каждый раз мы спасали от исчезновения чьи-то души и миры. Только такие же крысоловы могли нас понять.
По словам сестры в прошлый раз, когда наша охота на крыс казалось, была особенно удачной, мы оставили некрепкий заслон, и крысы проделали новую лазейку.
Страшнее, чем крысы, за которыми мы охотились, я не видел существ. Жуткие твари подбираются ближе шейной артерии, разрушая хрупкие души, разделывая сознание на объедки. Невозможно их остановить. Ибо наше деление жизни на «да» и «нет», на дозволения и запрещения, на «халал» и «харам», и есть та трещина, расколовшая мир, по которой перебегают крысы.
От сестры я узнал, что мой сосед никакой не Володя, а Станислав, завербованный польской католической церковью шпион.
