Борисом Тверским, когда они обручили семилетних Ивана Великого и Марию Тверскую. В основу их обручения и брака, по словам Дмитрия-внука были заложены и проклятие отравленных Юрия Звенигородского и Шемяки по приказу Василия Темного… А дальше пошло-поехало: его родителей Ивана Младого и Елену Волошанку отравили сторонники нашей матушки Софьи Палеолог, а нашу матушку отравили сторонники Елены Волошанки и Дмитрия-внука… Весело, неправда ли… Скоро и Рюриковичей от рода Дмитрия Донского совсем не останется – вот будет раздолье Шуйским и Захарьиным и прочим… – Юрий весело подмигнул сначала князю Василию Шуйскому, потом боярину Захарьину. – …А перед этим конца-краю отравлениям и убийствам в борьбе за престол не будет… Каково?.. Правда, князь Михаил Львович?
Глинский от неожиданности вздрогнул и покрылся пунцовыми пятнами. Пробормотал изменившимся голосом:
– О какой правде ты говоришь, князь Юрий?..
– О такой правде, что ты уговорил брата Василия сковырнуть его чирей – и через то более сильное воспаление с заражением крови началось… А еще с твоих рук брат какое-то зелье подозрительное пил… Не ты ли опоил брата-государя зельем?..
– Ты что?.. – взвизгнул Глинский. – Не забывайся, зря не оговаривай… – С надеждой и мольбой Глинский посмотрел на Захарьина и умоляющим голосом обратился к тому. – Скажи хоть словечко за меня… А то он из обвиняемого пытается на наших глазах превратиться в обвинителя…
Захарьин насупился, переглянулся с Шуйским и сказал глухим недовольным голосом:
– С государем по приему лекарств из рук князя Михаила, твоего брата Андрея… – Все было оговорено заранее. – Государь готов был принимать даже лекарство из моих рук, только у меня их отродясь не было…
– Впервые слышу о зелье, которое пробовал супруг из рук дяди Михаила… – пробормотала побледневшая Елена.
Некоторое время потрясенные опекуны и великая княгиня сидели молча. Наконец Шуйский-Немой заключил, как всегда, немногословно:
– Вот так-то князья-бояре… Всего неделя прошла с кончины государя Василия – а изменой в государстве запахло… – Он гневно вперился жестоким взглядом в Юрия Дмитровского. – Ты, князь, первый, кто опекунов государя-младенца рассорить вздумал… Ты первый и, наверняка, не последний будешь… Вот с тобой нам надо и определиться в первую очередь. Накажем тебя, чтобы и другим неповадно было изменять памяти старого государя новому государю на престоле… Как считаешь, великая княгиня?..
Елена Глинская сидела, обхватив голову руками, и ничего не ответила, только покорно кивнула головой. Старый Михаил Львович все же уловил в легком кивке знак одобрения и пророкотал баском:
– Будет тебе наказание, князь Юрий – и за измену государю, которому крест недавно целовал, и за оговор тоже…
Боярин Михаил Юрьевич Захарьин нехорошо улыбнулся и, глядя прямо в глаза Юрию Дмитровскому,
