ей было пять лет. И я был для неё единственным близким человеком. Я говорил дочери, что жалею только о том, что не успел подержать внуков на руках. Моя жена умерла от рака груди. Тоже от рака.
Это слово «тоже» запустило у меня мурашки по телу. Значит, рак тоже убьёт Арсена. И человек, который скоро умрёт, сидит со мной и пьёт чай, а через некоторое время его похоронят. Вот и мне уже стало не по себе. И тут я снова повторил аксиому: среди живых существ только человек знает, что он смертен. Но мало людей знают, когда их сердце перестанет биться, а температура тела после его остановки станет равной температуре окружающей среды. И это незнание даты смерти – полезное для самого человека. А здесь ситуация совсем иная. Человек, который за последнее время сильно исхудал, сидит напротив меня. Но он не думает о своей близкой смети, а думает о смерти своей девятнадцатилетней дочери, которая недавно навсегда закрыла глаза.
И меня совсем подавило то, что Арсен сказал дальше:
– Я закрыл глаза своей дочери в её девятнадцать лет, а кто мне скоро закроет глаза?
Это слово «скоро» меня окончательно морально добило. Но дальнейшее его повествование ещё более опечалило меня. Да, ну и день сегодня, давно я уже не помню, когда такое было в моей жизни.
– Сергей, понимаете, моя Марта была… – и тут он снова сделал паузу. – Она любила жизнь. В тот последний день, когда я говорил с ней по телефону, у неё было весёлое настроение. Когда-то один мужчина, который жил в соседнем доме, покончил жизнь самоубийством, он спрыгнул с крыши девятиэтажного дома, перед этим оставив предсмертную записку дома. Моя Марта осудила это, а здесь она сама натянула петлю себе на шею? Марта тогда сказала, что самоубийство есть большой грех и самоубийца нанёс большую травму своим родным. Она же знала, что я скоро умру, и что – она ещё быстрее хотела причинить мне боль? Даже не боль, а убить меня?! И какие у неё были мотивы? С какой целью? У меня нет родственников, и Марта была мне единственным близким человеком и родственником. Кому я теперь нужен? Кто похоронит теперь меня?
– Да, ситуация плохая и печальная, – задумался теперь я.
Мне ещё больше стало жаль моего собеседника.
– Вчера мне в полиции выдали на руки постановление, что причиной смерти моей дочери стало самоубийство. Я хочу, господин Сергей, чтобы вы провели расследование причин смерти… нет, убийства моей дочери.
– Как расследование? Я думал, вы хотите в суде обжаловать постановление полиции о том, что ваша дочь покончила жизнь самоубийством.
– Да у меня нет времени на судебные тяжбы в наших украинских продажных судах! Вы это понимаете? Мне осталось жить двадцать-тридцать дней от силы! А в наших судах можно судиться годами, и они вынесут постановление, что ты верблюд, а не человек, и твоё место на конюшне. У меня нет здоровья, а главное – времени тягаться с продажными украинскими судьями. Меня скоро закопают в землю, а кто накажет убийцу?
Я не хотел успокаивать убитого горем отца.
