мне тут же, позабыв на время о важности традиций, выдали мою законную новенькую именную табличку для библиотеки. И ключи.
После я долго плутала по коридорам академии, потому что какой-то гоблин, очень удачно маскирующийся под дружелюбного человека, послал меня совсем не в то крыло.
Потому на рабочем месте я оказалась с опозданием и не в самом радужном настроении.
И прозрачный мужик меня просто добил.
Он сидел на кафедре выдачи и читал парящую перед ним книгу, перелистывая страницы взмахом руки.
– Привидение, – безнадежно прошептала я. Подумалось еще почему-то, что, может, прежняя библиотекарь вовсе даже не сбежала с каким-то кадетом, а просто сбежала. От этой работы, этой библиотеки и живущего в ней призрака.
Привиденчик меня услышал, оскорбился, смерил уничижительным взглядом – моя рука против воли потянулась поправить растрепавшуюся после всех злоключений косу. Одернуть себя успела в последний момент.
– Я бы попросил без оскорблений. Не привидение. – Книга резко захлопнулась. – Заключенная душа.
– И вы… здесь срок отбываете? – спросила я. А про себя загадала: если он в каком-нибудь академическом музее работает, или в хранилище например, а сюда пришел… приплыл на нового библиотекаря поглазеть, я непременно, вот прямо сегодня после работы, в храм забегу и подношение Светлым Сестрам оставлю.
– Да.
Подношение отменялось…
И давно вы работаете? – спросила я и затаила дыхание, ожидая ответа. Если тела он лишился совсем недавно и не успел оскотиниться, у меня был шанс наладить с ним отношения.
Буду жертвовать ему пару раз в месяц немного живого тепла и жизненной силы, а он если и не будет мне помогать, то хоть сильно мешать не станет…
– Одиннадцать лет.
Не везло мне сегодня просто катастрофически. И утро было просто ужасным, и в коллеги попал какой-то сильно злостный нарушитель.
Правителя он свергнуть пытался, что ли? Раз такой срок получил.
Спрашивать об этом я, конечно же, не стала. Спросила другое, на данный момент более важное:
– И долго вам еще… работать?
– Шесть лет.
Я прикинула свои возможности.
Заключенные души, конечно, личности невыносимые, им без тел очень одиноко и плохо, потому они часто срываются на окружающих, чтобы плохо было всем. И даже обязательное клеймение с кучей запретов, главным из которых было – не вредить живым, заключенные души не останавливало.
Пусть они не могли наносить вред действием, но после нескольких лет заключения просто виртуозно учились вредить бездействием.
И по всему выходило, что до того благословенного дня, когда этому типу вернут его тело, я могу и не дожить.
– Не бледней так, – велел он, заметив, как мне поплохело от имеющихся перспектив. – Я не буду тебя обижать.
– Правда?
– Буду оберегать, –
