головой. Или это ветер?
Звук казался слишком монотонным для того или другого, усиливаясь и затихая, словно призрачная авиационная сирена, почти на грани слышимости.
Покосившаяся деревянная дверь была приоткрыта, и я обнаружила, что легко могу пройти в пустую середину башни. Сорока потерлась о мои щиколотки и скрылась в темноте в поисках мышей.
Сильное зловоние этого места ударило меня по лицу: безошибочный химический запах голубиного помета, из которого великий Хамфри Дейви путем дистилляции выделил углекислую соль аммиака с осадком карбоната извести и поваренной соли, открытие, которое я как-то подтвердила опытом в своей химической лаборатории в Букшоу.
Высоко над моей головой бесчисленные лучи солнца, проникавшие сквозь отверстия, испещряли изогнутые стены пятнами желтого света. Как будто я вступила в дуршлаг, через который какой-то гигант процеживал бульон.
Здесь, внутри, звук шагов был еще громче – водоворот шума, усиленного закругляющимися стенами, центром которого была я. Я не смогла никого дозваться, даже если б осмелилась.
В середине помещения, насаженные на древний столб, были передвижные леса, что-то вроде библиотечной лестницы, должно быть, когда-то это приспособление использовали, чтобы подниматься под купол к птичкам.
Эта штука ужасающе застонала, когда я ступила на нее.
Я поднималась вверх дюйм за дюймом, цепляясь за жизнь, расставив руки и ноги и делая невозможно гигантские шаги с одной поперечины на другую. Я взглянула вниз только один раз, и у меня закружилась голова.
Чем выше я взбиралась, тем громче становился причитающий звук, его эхо сливалось в хор голосов, казалось, объединившийся в каком-то безумном высоком плаче.
Надо мной, слева, находилось сводчатое отверстие, выходившее в нишу, бóльшую, чем остальные. Поднявшись на цыпочки и ухватившись за каменный выступ, я смогла подтянуться вверх до того, что мои глаза оказались на уровне пола этого грота.
Внутри, спиной ко мне, на коленях стояла женщина. Она пела. Ее тонкий голос отражался от кирпичей и кружился вокруг моей головы:
The robin’s gone afloat.
The wind that rocks him to and fro
With a soft cradle-song and slow
Pleases him in the ebb ans flow,
Rocking him in a boat[33].
Миссис Ингльби!
Перед ней на перевернутой коробке горела свеча, добавляя запах дыма к удушающей жаре маленькой каменной пещерки. Справа стояла черно-белая фотография ребенка – ее мертвого сына Робина, счастливо улыбавшегося в камеру, с гривой светлых волос, выгоревших почти добела на солнце давно минувших летних дней. Слева, на боку, словно ее вытащили на пляж, чтобы почистить от налипшей грязи, лежала игрушечная лодка.
Я задержала дыхание. Она не должна знать, что я здесь. Я медленно спущусь и…
Мои ноги задрожали. Мне особо не за что было зацепиться, и кожаные подметки плохо держались на разрушающейся деревянной перекладине. Когда я начала соскальзывать назад,
