О. И. СеменоваУтро второго дня. Качает все сильнее. Не стоит подходить без надобности к люкам трюмов – в их тесном пространстве запах, распространяемый немытыми человеческими телами и последствиями качки, стал совершенно нестерпимым. Он густыми волнами накрывает палубу; не спасает даже свежий морской бриз. Иван ходит синюшно-бледный, но виду старается не показывать.
Пристроившись на мостике, чистая публика озирает горизонт да от нечего делать наблюдает за паломниками внизу; других развлечений на пароходе не имеется. Богомольцы снуют туда-сюда, моются, поливая друг другу из чайников и котелков, молятся тут же, на палубе, словно бы и не замечая тесноты и качки. На бак и мостик публику третьего класса не пускают – если верить стюарду, на пароходе находится около четырехсот паломников, путешествующих третьим классом.
Теснота становится особенно невыносимой, когда из трюма высыпают люди за кипятком для чая. Для этого поставлены два больших медных котла – прямо на верхней палубе.
Другая проза жизни – отхожие места на противоположном борту парохода, общим числом три. Их берут штурмом, без разбору, мужчины и женщины. Грязь. Ветер. Качка. Паломники испуганно жмутся к своим мешкам; многие не в силах подняться с палубного настила.
Когда к полудню качка поутихла, паломники тоже оживились. Один из них, стоя посреди столпившегося народа с книжкой в руках, читал Акафист Божьей Матери. Сосед его, густо заросший волосом и одетый в какую-то невообразимую хламиду, подхватывал наизусть; последнюю фразу «радуйся, невесто неневестная», или «аллилуйя», подпевала уже вся толпа, растянутым напевом, называемым, как мы узнали, «афонским».
Здесь следует сделать отступление. Во время странствий с паломниками не раз становилось заметно одно обстоятельство. И здесь, на пароходе, и среди тех, кто был с нами в караване, было немало монахов и священников. Однако паломники, предоставленные сами себе в выражении своего религиозного рвения, охотнее обращались к таким вот «каликам перехожим», нежели к официальным служителям церкви. И дело, как представляется, вовсе не в неуважении к сану. Просто, как говорят, «кто первый палку взял, тот и капрал». Кто свободно, раньше остальных, проявит религиозные чувства, не связанные к тому же церковными уставами, кто окажется способен на вдохновенное обращение к Творцу – тот и во главе толпы, тот и предстоятель…
Однако, рассуждая о паломниках – тип, совершенно незнакомый нам, выходцам из двадцать первого века, – я отвлекся от остальных впечатлений морского путешествия. Взять, например, хлеб насущный. Конечно, в описании последствий качки для желудка трудно состязаться с убедительностью Джерома[8], но все же некоторые собственные наблюдения мне сделать удалось.
Когда приключился приступ морской болезни, главное – не допустить, чтобы желудок был пуст; иначе вас будет рвать желчью. Лучшая пища в данном случае – черные сухари с солью. Некоторые, обращаясь к опыту «просвещенных мореплавателей»,
Имеется в виду произведение Дж. К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки».
