дети достаточно уважаемых людей, боящихся за свою репутацию).
К сожалению, методика наша хоть и приносила реальные результаты, но процесс остановить уже не могла. Более того, те, кто побывал в наших руках, тоже мотали себе на ус информацию, изучая принципы и слабые места работы милиции.
Антикультура криминального мира прочно воцарилась среди молодёжи. В обиход вошли слова «мотаться» и «мотальщики» – именно так называлось членство в группировках. Вычислить «мотальщика» в толпе было проще простого: все они носили спортивные костюмы (или олимпийки) летом и телогрейки зимой. Обязательный атрибут холодного времени года – спортивные трикотажные шапочки. Каждая группировка носила шапочки с определённым рисунком и расцветкой – чтобы узнавать своих и чужих издалека. С точки зрения группировщиков, молодёжь делилась на «пацанов» – тех, кто «мотается», и «чушпанов» – тех, кто не живёт по принципам группировок. «Чушпаны» не считались достойными уважения, поэтому их даже всерьёз не били, а просто при случае отбирали все деньги и ценности – «доили».
Большей частью подростки, состоящие в группировках, не понимали настоящих целей своих лидеров, им просто нравилось быть сильными и внушать страх другим. Они с удовольствием эпатировали окружающих, гордясь своим нарочито люмпенским видом. «Мотальщики» частенько ездили в Москву просто потолкаться на Казанском вокзале, пройтись по центральным площадям, пугая всех встречных злобными взглядами исподлобья (знай наших!). Понятно, что группы хмурых парней, одетых в телогрейки и войлочную обувь типа «прощай, молодость», не могли не привлекать к себе внимание, в том числе и журналистов.
«Литературная газета», самый популярный печатный орган страны, в 1988 году опубликовала статью «Экстремальная модель» о молодёжной преступности. Именно в ней впервые прозвучал термин «казанский феномен».
Вообще, молодёжные группировки в то время зрели по всей стране, но Казань даже на общем фоне оказалась уникальной. Во-первых, к середине 80-х годов здесь практически не осталось двора или улицы, которые не причисляли бы себя к какой-нибудь «конторе».
Во-вторых, иерархия ценностей казанского криминалитета отличалась от «общепринятых». Несмотря на господство блатной романтики и зоновских «понятий», здесь, например, не пользовались таким авторитетом, как в других регионах, «воры в законе». «Пацаны» считали своим долгом отслужить в армии, не гнушались стоять у станка. Существовал свой, пусть уродливый, но кодекс чести – не трогать «врага», если он идёт с девушкой, всегда и везде отстаивать интересы своей группировки.
В-третьих, сам принцип организации. Пресловутые «пятёрки», использованные ещё «тяпляповскими» лидерами, – это ведь не что иное, как ячейки. Таким построением пользовалось большевистское подполье в царской России, через несколько десятилетий – подполье уже партизанское, антифашистское.
Ячеистые структуры прочнее, чем цельные
