отец блестяще справился с ролью старого Омеопатико, а сам он представлял сержанта. У танцовщика болела нога – давала о себе знать травма, полученная в Нанте. Но с ролью он справился, да и весь балет знал хорошо. Он и сейчас хотел и мог бы выступить, но роли для него не нашлось.
Мариус впервые за долгое время почувствовал, что испытывает неуверенность в будущем. В Санкт-Петербурге у него с самого начала все складывалось хорошо, он успешно заявил о себе как танцор, к тому же ему удалось поставить несколько удачных танцев в балетах. А тут вдруг – почти что творческий простой, невозможность участвовать в новых премьерах. Волнения Петипа лишь усилились, когда при распределении ролей для балета «Питомица фей», поставленного Перро в 1849 году в Гранд-Опера, а сейчас переделенного им для Большого театра русской столицы, для него опять ничего не нашлось.
Шаткость положения молодого танцовщика в значительной степени усугублялась успехами на петербургской сцене Ж.-Ж. Перро – хореографа с европейским именем. А. М. Гедеонов, таким образом, мог быть спокоен за успехи будущих постановок, по крайней мере в ближайшее время. А что Петипа-младший? Да, он удачно исполнил роль Феба в «Эсмеральде», были у него и другие успехи, но… Видимо, директор императорских театров считал, что этого недостаточно для вознаграждения в две с половиной тысячи рублей серебром в год иностранному артисту. В январе 1850 года он доложил министру императорского двора князю П. М. Волконскому о том, что в мае месяце контракт с г-ном М. Петипа заканчивается, и предложил заключить с ним следующий лишь на год. Волконский, видимо, удивился краткости будущего контракта и попросил дать по этому поводу объяснения. В рапорте А. М. Гедеонов написал: «…имею честь донести, что Петипа по таланту и способности его для театра полезен и необходим, – почему и испрашиваю разрешение на возобновление с ним контракта на один год на прежнем положении»212. И в таком положении М. Петипа пребывал до 1853 года. Словом, причины для волнений были, и серьезные. Все это не улучшало его настроение.
Да и у отца теперь дела обстояли не лучшим образом. Его ценили как педагога, но после неудачной «Швейцарской молочницы» театральное начальство стало смотреть на него косо. А ведь начиналось с постановкой все вроде бы хорошо. Фанни Эльслер вспомнила, что пользовалась в этом балете большим успехом, когда гастролировала в Бельгии. Вот она и предложила Петипа-отцу реанимировать его брюссельскую редакцию. Но в этот раз, как ни старался старый хореограф, причем для бенефиса собственного сына, что-то не сложилось.
Впрочем, у Мариуса Петипа бывали и удачи, хотя скорее они носили элемент случайности. В 1850 году заканчивался ангажемент Фанни Эльслер, и она выбрала для прощального бенефиса балет «Катарина». Его ставил Ж.-Ж. Перро, и танцовщик, привыкший к неудачам, решил, что опять останется не у дел. Но, как говорят в России, не было бы счастья, да несчастье помогло. Балетмейстер Перро вывихнул ногу и вынужден был обратиться за помощью именно
РГИА. Ф. 497. Оп. 5. Д. 2467. Л. 57.
