очередь печенья, кофе и чая. Интересно, остался ли там чай? Наверное, должен быть, отец пил его по утрам, но она все-таки решила прикупить. Подумав, прихватила бутылку коньяка «Закарпатский».
На кассе молодая девушка в фирменной куртке «Сельпо» с искусственными ресницами длиной в километр то и дело бросала на Сашу подозрительные взгляды. Она старалась не смотреть кассирше в лицо, побыстрее загрузить еду в пакеты, расплатиться и отойти. Из тележки пакеты перекочевали в багажник Ауди, и заняли место рядом с сумкой луи виттон и рюкзаками близнецов. Теперь, по крайней мере, у них есть еда. В Холодном тоже есть магазин, даже два, но выбор там совсем никудышный. Пиво, крупы, дешевая колбаса и селедка. Она бы предпочла не готовить, а ездить в Смелу в пиццерию или кафе, но все же пятнадцать километров по плохой дороге, да и неизвестно, как все сложится на месте и будет ли у них время кататься туда-сюда. Как говорит Лорик, лучше перебдеть, чем недобдеть.
Они свернули с Зеленого шоссе направо, на дорогу на Новомиргород, которая проходила через Холодное. Смела с ее панельными многоэтажками, супермаркетами, железнодорожным вокзалом и подстриженными каштанами вдоль Соборной улицы, осталась позади. Проехали живописное село с прудом посредине, которое по красоте видов могло бы соперничать со Швейцарией. Пруд уютно устроился в низине среди могучих ив и акаций, а к нему, как стадо барашков, сбегались со склонов белые домики. Но вот село осталось позади, и дорога заскакала вверх-вниз по взгоркам. На возвышенностях асфальт был сухим и серым, а в овражках, через которые мужественно карабкалась дорога, блестели лужи. Впрочем, лужи там стояли постоянно, исчезали только в самую жару. Яркое майское утро нахмурилось было дождем, а потом резко изменило свои планы, как вертихвостка шестнадцати лет, избалованная вниманием. Опять выглянуло солнце. Оно заскакало по спинам холмов, расцветив их разнообразными оттенками зеленого. Участки глубокого травянисто-темного – это пшеница, светло-изумрудные лоскуты – подсолнечник, а нарядные кудряшки, усеянные белыми цветочками – гороховые плантации. Поля и луга разделяли пестрые купы деревьев. Где-то они тянулись длинными полосами, ныряя из низины на склон и обратно, а где-то группировались островами, дрейфующими среди бескрайнего моря холмов.
Она знала, что дом вот-вот покажется, внутренне приготовилась к этому, но когда он вынырнул между холмов, сердце все равно екнуло. Екнуло и больно защемило, так сильно, что она сама не ожидала. Вот он, ее родной дом, странное и прекрасное творение отца, запрятанное среди холмов, в самом сердце этой богатейшей, прочной, как гранит, земли. Создавалось впечатление, что дом был тут всегда, а остальное – посевы, луга, деревья и даже небо – разрастались вокруг него.
– Смотрите, дети, вот дедушкин дом, – сказала Саша, не сводя глаз с картинки, словно вырезанной из архитектурного дайджеста, посвященного выдающимся поместьям Девоншира.
– Это он? – удивленно спросила
