липкими взглядами, и почему-то зверею.
– Какого хера никто не предупредил меня о её присутствии?! – ору так, что сводит мышцы челюсти. – Вы понимаете, мать вашу, что она сейчас пойдёт к генеральному?! Нас всех тогда на колени поставят!!
Инстинктивно расслабляю узел галстука, каждой клеткой чувствуя руки отца на своей шее, стоит ему только узнать об этом инциденте. Вот кто защитник слабых до мозга костей. Для него женщины – это святое. Это хрупкие существа, которых нужно почитать и оберегать. А родной сын только что унизил на людях не просто одну из них, а копию той единственной, ради которой он был готов на всё.
Резкая нехватка кислорода в лёгких заставляет меня сделать судорожный вдох. Только вместо спасительного глотка свежести получаю убойную дозу жирной копоти, осевшей на стенах за все годы беспрерывного курения «офисных крыс».
Это конец.
Эта женщина разрушит всю мою жизнь.
– Уничтожу! – яростно хриплю, представляя, как сжимаю волосы на затылке Вольской.
Очевидно, что все присутствующие принимают мою угрозу на себя, потому что как-то хмуро склоняют головы и аккуратно от меня отодвигаются.
Раздумывать о проблеме нет времени. Надо её решать. Поэтому я быстро прорываюсь через вонючую пелену «курилки» и прямиком в кабинет к Миле Андреевне.
Нужно её задержать. Отговорить. Пригрозить.
Чёрт. Не знаю.
Пущу в ход всё обаяние.
Добегаю до её кабинета и без стука вваливаюсь внутрь.
Фух. Кажется, успел.
Девушка сидит за своим столом с непроницаемым лицом и что-то печатает на компьютере.
Лишь бы не жалобу директору.
– Вы что-то хотели, Ян Маркович? – поднимает на меня глаза, и её пальцы замирают над клавиатурой.
– Мила Андреевна… – начинаю я, подбирая нужные слова и постепенно сокращая между нами расстояние.
Она выжидает.
И это молчание, это наигранное спокойствие заставляет меня нервничать ещё больше.
Я бы понял, если б получил по лицу или на крайний случай пару-тройку уничтожающих фраз в свой адрес.
Но мне достаётся только безмятежность. В энергетике девушки что-то изменилось. Появилась неприступность. Будто доступ к ней теперь закрыт.
Эта мысль мне неприятна, и я, в противовес своему желанию избавиться от помехи в лице Вольской, хочу подобраться к ней настолько близко, чтобы я смог достичь самой глубины.
Этот разлад выжимает из меня все соки. Ещё никогда я не терял контроль над самим собой.
Это злит. И сильно.
Обхожу стол и встаю перед её креслом, пристально всматриваясь в потускневшие серые глаза.
Они больше не загораются при виде меня диким огнём. Они не пытаются прожечь меня насквозь.
По идее это должно радовать, но почему-то я испытываю противоположные чувства.
– Мне жаль… – говорю невнятно.
Что
