нравится, когда меня тянут за волосы.
Я хватаю подушку и плюхаюсь на пол, протягиваю расчёску и резинку.
– Резинка пока не нужна, подержи её, – бурчит бабушка. В последнее время у неё частенько плохое настроение. Мне горько видеть её такой, но на все вопросы она отвечает, что чувствует себя хорошо. Просто не в духе. – Что-то случилось?
Её заботливый тон оголяет нервы. Я будто снова там, в этом огромном банкетном зале, со следами пахучего розового мыла на ладони. Тихонько начинаю плакать. Молчу.
– Пальцы плохо слушаются, будет неидеально, – сетует бабуля, больше не задавая вопросов. Кивком даю понять, что согласна хоть как. Я не ношу косички с седьмого класса, но в минуты грусти всегда прошу её заплести мне волосы. Почему-то в нашей семье не принято обниматься, а тактильной близости хочется. Вот мы и придумали такие странные способы.
– Мы расстались с Лёней, – говорю я.
– Он мне никогда не нравился, – отвечает она не мешкая, и из моего рта вырывается смешок. – Что это за дружильки такие, длиной в пять лет?
– Полный отстой, согласна. Пора их заканчивать. Если он позволит, конечно.
– А ты не сдавайся. Что значит позволит ли он? Что это за любовь такая, когда нужно во всём подстроиться, а в ответ ничего?
– Деньги, – вздыхаю я. – Он предлагает много денег.
– Деньги и другой мужик заработает, не только этот грек умеет. Кстати, ты не рассказала, сколько лет твоему боссу с новой работы. Он женат?
– Бабушка! – смеюсь я, вытирая глаза. С этой старушкой можно поговорить и о делах сердечных, и даже о сексе. Будь она моей ровесницей, на её аккаунт в социальной сети подписались бы сотни тысяч людей, не сомневаюсь в этом. Кроме того, её поперечный шпагат до сих пор идеален.
– А что? Дело молодое. Жизнь на Леонидасе не закончилась, детка. Какая ты у меня красивая, ладная вся.
– Ладная Ладка, – улыбаюсь.
– Что попало получилось! – её голос снова становится низким, раздражённым. Бабушка грубовато распускает мои волосы, расчёсывает их и начинает плести заново, стягивая пряди так, что, по ощущениям, мои глаза становятся больше. – Потерпи немного, сейчас хорошо сделаю… Так что там с боссом?
– Мне никто не нужен, не хочу. Никаких мужчин.
– Будь осторожна. Одиночество – сильнейший наркотик, к нему легко и быстро привыкаешь. Я бы сказала, даже слишком легко.
Что ж, возможно, одиночество – это и правда наркотик, но с первого дня привыкания не наступает. Со второго и третьего, впрочем, тоже. Какой-то он слабенький. Возможно, имеет накопительный эффект?
Неделя за неделей мне приходится заставлять себя им наслаждаться, осторожно пробовать на вкус, прислушиваясь к ощущениям, отчаянно желая однажды всё же пристраститься.
Я постоянно ищу плюсы своего нового положения, подумываю даже записывать их в блокнот.
Больше
