что-то внутри подсказывало Гэлу: распознает. И ещё как. У них впереди прорвавшаяся лавина многогранных, всесокрушающих удовольствий.
И, кажется, в ней был тот самый огонь!
Рядом с ней дракон начинал чувствовать.
Гэлдавно свыкся скраткостью человеческой жизни, давно относился к её смехотворной продолжительности, как к данности…
Женщины, даже самые лучшие, самые изысканные, имеют свойство приедаться. Надоедать. Любая, будь то самая ослепительная, самая безупречная красота в скором времени начинает восприниматься, как нечто само собой разумеющееся.
Если только под ней не кроется что-то большее.
Личность, незаурядность, чувство собственного достоинства.
Что может человечка предложить дракону?
Своё тело? Свою красоту, которая весьма быстротечна? Обожание, граничащее с безумием, с раболепием? С чего они решили, что этого достаточно?
Нет. Тысячу раз нет. Были, конечно и такие, которые пытались стать интересными ему. Старались развиваться. Но человеческий век недолог. И Гэл давно с этим смирился.
А тут впервые мысль о том, что жизнь его новой игрушки быстротечна… Слишком недолговечна… неприятно холодила. Заставляла что-то сжиматься внутри.
Все эти разборки с кобольдами казались дурацкой тратой времени. Тратой драгоценных минут, часов… которые хотелось провести с ней.
Наслаждаться каждой секундой её юности и свежести.
Хотелось сделать её счастливой. Пусть и на недолгий срок.
…Покончив с последней чёрной ворожеей, разбив сердце последнего подавляющего волю механизма, лорд О’Валлагхар, наконец, отправился обратно, в свой замок.
А с очарованными рабами-ограми в ошейниках и маги справятся. Без команд своих господ те послушно выполнят любые другие приказы, главное, отдавать приказы уверенным тоном.
По пути домой Гэл не думал ни о чём другом, кроме как о своей новой игрушке.
Снова и снова представлял её в самых бесстыжих, развратных позах. Такую юную, свежую, послушную.
И только подлетая к замку понял, каким был болваном, когда отказался снять напряжение с цитанками.
Представлять Тиану, возбуждённую, всхлипывающую под ним, умоляющую о том, чтобы он не останавливался было, бесспорно, приятно. Если, конечно, каменный стояк и ноющую, распирающую боль в яйцах можно отнести к приятностям… Спорным таким, но всё же. Но, проклятье ящеров! Девчонка – девственница.
И об этом он как-то и забыл.
Забыл, чего ему стоило сдерживать себя тогда, в кабинете… и это после бессонной ночи, проведённой с тремя наложницами! Лучшими, опытными. Самыми выносливыми из его гарема!
А тут… когда он буквально осатанел от голода, когда все эти дни, казавшиеся вечностью, думал только о ней… да он ведь набросится на неё, изнасилует! Какое там терпение… Какие церемонии… Он же хочет одного: грубо, нещадно трахать. Иметь. Жёстко. Сильно.
