работы заканчиваются. Открой-ка, Виктор Дмитриевич, как самый молодой, бутылку шампанского. Выпьем по этому поводу.
Только Борников проволочку на горлышке шампанского открутил – отруда ни возьмись «уазик» пылит. Первого секретаря райкома партии Власюка нелёгкая принесла!
– Убирай скорее спиртное! – только и успел вымолвить Бахчан Калиевич.
Виктор Дмитриевич, схватив бутылки, мигом сунул их под полог палатки.
Власюк выбрался из машины – важный, серьёзный. Осмотрел стол. Поинтересовался строго:
– Что это у вас тут за посиделки?
– Да вот, Алексей Ефремович, помотались по полям… Притомились… Уборочную заканчиваем. Присели перекусить маленько, – принялась оправдываться дружно компания.
– А-а…, – благодушно улыбнулся первый секретарь. – Раз такое дело, могли бы и бутылочку прихватить!
– Что вы, мы не пьём… – начал было горячо возражать Борников, но тут под пологом палатки бабахнуло!
Все аж подскочили от неожиданности.
Раздалось явственное шипение шампанского, из которого вылетела пробка.
– Та-ак… – протянул Власюк. – Не пьёте, значит?
– Уборочную… заканчиваем, – пробормотал, отдышавшись от испуга, Курочкин.
Власюк хмыкнул понимающе, а потом заявил неожиданно:
– Ну, черти… Тогда и мне налейте чуток!
Этот забавный эпизод был всё-таки исключением из правил, а потому и запомнился Борникову на всю жизнь.
Так случилось, что автору этих строк примерно в ту пору, невероятно далёком теперь 1974 году, работать в уборочную страду именно в «Советской России».
Нас, студентов Оренбургского медицинского института в самом начале сентября сняли с занятий, посадили на поезд, и везли всю ночь до станции Шильда Адамовского района. Утром разместили в каком-то пустующем здании на окраине Елизаветинки. Условия – самые спартанские. Деревянный топчан – широкий, рассчитанный человек на пятнадцать – двадцать, тощие матрацы, подушки да суконные солдатские одеяла. На дворе – рукомойник, удобства – в поле. Кормёжка – без изысков, зато работа от зари до зари.
Определили нас на ток. До сего дня остались в памяти огромные, высотой в несколько человеческих ростов, горы зерна, которое на самую верхотуру добавляла непрерывным потоком транспортёрная лента, подходящие беспрерывно, один за другим, полные хлеба грузовики.
Мы споро откидывали борта, лезли в кузов, и деревянными лопатами сбрасывали пшеницу на транспортёрную ленту. С непривычки нещадно ломило плечи и спину, так, что спать укладывались со стоном. А ещё пыль, жара, лязг транспортёра и урчание машин. Действительно, обстановка приближённая к боевой!
Народу в уборочную страду тогда нагоняли много. Студенты, школьники, солдаты, рабочие с промыш�
