твоя очерёдность, – въедливо продундела мать. – У тебя и посюдень бутылка стоит на первом месте: пьёшь, как за ухо льёшь.
– Нагородила семь вёрст до небес и все лесом, – не пожелал отступать отец. – Брехать – не пахать: сбрехнула да отдохнула. Хоть бы сообразила своим куриным мозгом, что люди про нас подумают после твоего словесного невоздержания. Уцытни уже!
…Наконец дело дошло до обсуждения предстоявших затрат на свадьбу. Своей баснословной величиной они никого не удовлетворяли, но, как бы там ни было, решили поступить по справедливости: бремя денежных расходов обе стороны согласились разделить пополам.
Немного поговорили о международной обстановке, о нескончаемом кризисе в стране и – как нынче принято в любой компании – поужасались ценами на базаре.
После очередного тоста батя, опрокинув содержимое рюмки себе в горло, вдумчиво подёргал кадыком – и, откинувшись на спинку стула, вдруг предложил:
– А давайте споём!
Согласия компании ему не требовалось. Он тотчас заорал первое пришедшее на ум:
Розпрягайте, хлопцi, коней,
Тай лягайте спочивать,
А я пiду в сад зелений,
В сад – криниченьку копать.
Чуб – без особого желания, просто из чувства семейной солидарности – подтянул припев:
Маруся, раз, два, три, калина,
Чорнявая дiвчина
В са-а-аду ягоду рвала…
Но ни гости, ни даже его собственная мать не пожелали приплюсовать свои голоса к суммарному хоровому звучанию. И Чуб, сконфузившись, не пошёл далее припева. Отец же настырно тянул песню до середины, после чего всё-таки заглох; несколько раз досадливо крякнул и с видом лишнего человека вернулся к рюмке.
Разговор снова передвинулся на свадебные рельсы. А также на темы морали, густо перемежаемые анекдотами и шутками о молодожёнах.
Само собой, раз любому продавцу полагается расхваливать свой товар, то и Машкина мамашка не забыла подчёркнуто засвидетельствовать, что дочка у неё выросла прекрасной помощницей по домашнему хозяйству, и что, кроме прочих немалых достоинств, она сызмальства воспитывалась в неукоснительной строгости, потому никогда с парнями не встречалась и даже ни с кем не целовалась – в противном случае, мол, ей, как матери, полагалось бы ослушницу самолично удавить. Это материнское мнение Чуб мысленно отметил в положительном разрезе, поскольку из сказанного вытекало, что родителям, как водится в большинстве семейств, ничего не известно о любовных сторонах дочерней жизни – а значит, ему в будущем меньше надо будет перед ними стыдиться за то, что взял такую девушку себе в жёны.
Его собственная мать, в последние годы зачастившая в храм и на глазах всё больше сдвигавшаяся в сторону религиозных ненормальностей, конечно, не упустила возможности развернуть свою обычную богоугодную пропаганду. С её
