губы, что месяц назад искусно целовали меня и затянули в ловушку, и все-таки отступает. Руслан шумно садится, а я стараюсь не сорваться и не спрятаться под стол от страха. Как же сложно, никогда не думала, что в такое дерьмо вляпаюсь.
– Ладно, – поднимает мужчина примирительно руки, – я спокоен. Я очень спокоен. Жрать просто хочу.
– Ничем не могу помочь, – говорю в сторону. Не хочу на него смотреть. Уже не сажусь, потому что тянуться за упавшим стулом – давать ему повод наброситься.
– Можешь, – и взгляд хищника пробирает меня до костей ледяным холодом.
– И как же? – все-таки ловлю его взгляд, приподнимаю бровь и складываю руки на груди, чтобы этот мужлан не пялился. Надоел – раздевать глазами!
– Возьми меня на работу, – он немного наклоняет голову и скупо улыбается. И я улыбаюсь. Украдкой. Потому что все идет по плану.
Едко зыркнув и прищурившись, он ждет ответа и сжимает кулаки. Задумал что-то.
– Разве что уборщиком, – сдавленно и не натурально хохочу, а во рту собирается горечь и слюна. Приходится протолкнуть гадость в себя и еще сильнее сжаться.
– Согласен, – он подрывается и протягивает мне руку для пожатия, будто закрепляет договор. Увидев, что ладонь и пальцы в крови и грязи, прячет руку за спину. – Только мне бы небольшой аванс.
Его живот отзывается урчанием, а мужчина немного отступает. Стесняется? Коршун? Это что-то новенькое.
– И можно я буду ночевать в офисе? – еще глуше, подавленней. – Буду вести себя хорошо, слово даю.
– После того, как вы преследовали меня, забрались в мой дом, а здесь устроили скандал, я вас не на работу, а в тюрьму должна отправить. – Шаг в сторону под пристальным взглядом, будто под прицелом.
– Не надо, я как раз оттуда, – смотрит исподлобья и снижает обороты голоса, отчего по коже скачут новые мурашки: – Мышь… простите. Агата Евгеньевна, вы не пожалеете. Я буду примерным работником.
Вранье! Тянусь снова к кнопке вызова, я должна его вывести на правильное решение, а мужчина с хрипом повторяет:
– Слово даю. Пожалуйста. Вы… же не можете оставить нуждающегося в беде.
Как-то слишком просто все получается. Меня это пугает.
– Погодите, – убираю руку от коммутатора. Уже на «вы» перешел – прогресс. – Кто-то только что угрожал своими грязными туфлями. Обзывал… всячески некрасиво, обещал наказать. Что там еще было?
Ох, недобрый свет появляется в его глазах. Мысли в той темноволосой головушке явно кипят, а вслух мужчина произносит:
– Это я от голода. Три дня не жрал нормально. Извини-и-ите, – последнее звучит жалко и не по-настоящему, я даже стискиваю зубами, так противно от фальши.
Бабуля учила меня идти навстречу тем, кто просит прощения, но сегодня меня терзают сомнения. Наплачусь я с этим обормотом, ой, наплачусь, но ничего не остается – должна идти дальше. Иначе нельзя.
Я
