когда я оказываюсь на краю крыши, медсестры рядом нет.
Я стою рядом с угрюмым усатым зубным и гляжу за край, а она там внизу пытается уговорить его спуститься.
– Что вы не поднимаетесь? – кричу я ей.
– Я не пойду! – кричит она в ответ. – Высоты боюсь!
Я верю ей, поскольку, сказать по совести, я доволен, что мне видно ее ноги и тело, и в животе под кожей у меня что-то натягивается.
– Ну что ты, Том! – она пытается уговорить зубного. – Спускайся. Пожалуйста!
– Скажите, а зачем вы все-таки сюда влезли? – спрашиваю я его.
Он оборачивается ко мне.
Начистоту.
И говорит:
– Из-за тебя.
– Из-за меня? Да что я такого, на фиг, сделал?
– Я тебя обсчитал.
– Ну-у, чувак, некрасиво, конечно. – И тут я вдруг подначиваю, издевательски: – Так давай прыгай – так тебе и надо, жулик чертов.
Теперь даже красавица-сестра хочет, чтобы он прыгнул. Она кричит:
– Давай, Том, я тебя поймаю!
И оно происходит.
Вниз.
Вниз.
Он прыгает, летит, и красавица-медсестра ловит его, целует в губы и бережно ставит на землю. И даже приобнимает, слегка прижимаясь. Эх, в этом белом халатике, трется об него. У меня все кипит внутри, и в следующий момент, когда она кричит и мне прыгать, я шагаю с крыши и падаю…
В кровати, проснувшись, я чувствую во рту привкус крови и помню тротуар и удар головой.
2
Вся эта история с зубным опустошила мои финансы, и пришлось мне как миленькому идти плакаться на старую работу. Типа из газетного киоска я не впечатлил.
– Извините, мистер Волф, – сказал он, – с вами рискованно связываться. Вы опасны.
Не, вы только послушайте. Будто я разгуливаю по улицам с обрезом или как-то. Черт бы драл, я ж просто разносчик газет.
– Да ладно, Макс, – скулил я. – Я повзрослел. Стал ответственнее.
– Кстати, сколько тебе?
– Пятнадцать.
– Ну-у… – Он крепко поразмыслил. Перестал– подвел черту. – Нет. – Покачал головой. – Нет, нет.
Но я его зацепил, точно. Он никак не мог определиться. Чересчур задумался.
– Пятнадцать – слишком много, в любом случае.
Слишком много!
Ребята, не очень-то весело быть никому не нужным, лишним разносчиком газет, уж поверьте.
– Ну пожа-а-алуйста… – канючил я.
Гадость какая. Все ради вшивой разноски газет, когда ребята моих лет загребали лопатой в «Маках» и «Кентакки», провались они, «Фрайд чикенах». Это было унизительно.
– Ладно, Макс, – меня осенило, – если вы меня не возьмете обратно, я приду сюда в той же одежде, что сейчас, – а я был в зачуханных трениках, разбитых кроссах
