принялся наливать по второй. Лоб его при этом нахмурился, отчего лицо ещё больше расширилось и укоротилось, а брови и глаза встали уголком.
– Сами, значит, лучший хлеб лопаете, а в город, в Москву, какой получится?
Тон, каким говорил Николай, был по-прежнему миролюбивым. Заметив это, Белородько сбросил напряжение.
– Токо дурак, Коляня, себя обидит. А умный – он при добре останется. Да и стыдиться нам особо-то нечего: не гнойное всё же зерно шлём. Контроль-то ведё-ё-м! А то, что потом хлеб у вас не такой как у нас, так это ты, братка, звиняй. Но, с другой стороны, у нас здесь и жисть не ваша, не столичная. Вы там себя другим балуете.
– Чем же?
– Цирками, театрами, выставками. Скажешь нет?
– Скажу да.
– Это же вы, городские, придумали, что «не хлебом единым жив человек». Так это для вас токо и годится. А для нас тут одним токо хлебом он и жив. В ём, в хлебушке, весь наш смысл. Кабы не было у нас хлеба, какая бы забота у нас была? Чё молчишь? Отвечай!
– Да почём я знаю! Хлебом, так хлебом; я что против что ли? Наливай! – он подставил Ивану стакан.
Получив привычную команду, Иван исполнил её с радостью и незамедлительно и, уже после того как они выпили по второму заходу, добавил:
– Ты, Коляня, не серчай на деревенских за хлеб. Нам и впрямь он – единая радость. Да и, по правде сказать, рази кто из ваших городских знат какой он вкус у настоящего-то хлеба, дома-ашнего? О! Сызнова молчишь. Знать, не знашь, что ответить.
– Не знаю. Я вроде в детстве только домашний хлеб и ел: мамка-то раньше сама пекла. А вот в городе пожил и забыл и какой у него настоящий вкус, и как он замечательно пахнет, – вновь утыкаясь в хлебный мякиш покаялся Николай.
Водка, заедаемая одним лишь хлебом, стала пробирать.
– Знать пропащий ты человек, братка, раз вкус домашнего хлеба забыл, – прицепился к этому раскаянию Иван, тоже охмелевший, несмотря на привычку пить помногу, – А мы вот здесь, чтобы не забыть и нашим детям забыть не дать, традиции отцов сохраняем. Хлеб печём «на живую», как деды пекли. Чтобы Русь-то не вымерла, чтобы не пропала.
– А это как «на живую»? – переспросил Николай с опозданием.
– Как? А вот так: пекарня у нас в Калинках – всему району на зависть! Заметь, не просто пекарня, не какая-то там электрическая, а настоящая, с дровяной печью.
– Почему так?
– Как почему?
– Чё же вы не механизируете производство, живёте по старинке?
– А кто тебе сказал, Коляня, что эта самая механизация везде хороша? – заколготился Иван и даже подался от стенки вперед. В споре он всегда был шубутным и старался никому не уступить. Впрочем, Кравцов отвечал ему без малейшего желания противоречить, просто для поддержания разговора. Расслабившись полностью, он принялся слушать, как Белородько стал забрасывать его доводами.
– Если я был первым за то,
