офицеры, настало время очередных прививок, поэтому подставляйте свои места для инъекций.
Блок и РоМ, не поднимая глаз, закатали рукава на футболках и продолжили просматривать журналы. Время шло, а прививку Свит почему-то все не делал. Наконец, Блок поднял глаза, и его перекосило от смеха. Он толкнул локтем РоМа, чтобы тот оценил причину его истерики. РоМ перевел взгляд на Свита и тоже повалился на пол не в силах себя сдерживать. Тинки была слишком занята принятием солнечных ванн, чтобы отрываться на какие-то мелочи, а Лау лежала на животе на мягкой кушетке, подперев голову руками, и болтала ногами. Она также почувствовала, что процедура прививок несколько затянулась, и повернула голову в сторону Свита. В один миг она сделала огромные испуганные глаза и с диким визгом бросилась бежать в свое самое надежное и единственное место, где был замок, – в ванную. За ней, еле перебирая ногами от смеха, пытался бежать и Свит. В его руках можно было увидеть огромный в полметра шприц с такой же здоровенной иглой. Он тряс им над головой и всем своим видом показывал, что не отступит от своей идеи сделать укол Лау. Та больше часа провела в ванной, не решаясь выйти из своего укрытия, а Свит весь этот час стоял у дверей и уверял ее, что это просто необходимо и без этого укола он даже на метр не выпустит ее с виллы из-за птичьего гриппа, который разразился где-то в далекой Африке.
Утром Тинки всем заявила, что больше не намерена тратить свои нервы на бестолковых людей, и с чистой совестью отправилась в парикмахерскую. Ее не было чуть больше трех часов. Казалось бы, за это время на вилле ничего не могло измениться, но это было не так. Еще на подходе к высоким воротам она услышала дикие вопли Лау. Было совершенно очевидно, что ее или посадили в духовку, или засунули ей в штаны куст крапивы, и девушка поскорее поспешила на помощь Лау. То, что увидела Тинки, превзошло все ее самые смелые представления. На этот раз это уже был сам Блок. Он схватил бедную Лау своей огромной ручищей за ногу, высунул руку в окно на втором этаже и тряс перепуганного ребенка так, что тот бултыхался в воздухе, как носовой платок на ветру. Лау при этом верещала от страха и счастья одновременно на всю округу, а Блок грозно цедил сквозь зубы:
– Я из тебя вытрясу всю эту дурь…
Увидев возвращающуюся Тинки, он тут же вернул Лау на место, а когда Тинки в ярости ворвалась в зал, они уже вместе были в кресле и читали какую-то книгу. Лау при этом сидела на коленях у Блока и умиленно слушала очередную сказку про хоббитов… БлокАДА поднял грустные глаза на Тинки и как ни в чем не бывало произнес:
– А, это ты… А мы уже потеряли тебя…
Но не эти постоянные издевательства больше всего доставали Лау. Ее защитницей теперь была Тинки, и вот как раз от нее-то и исходили все тяготы и мучения. Та почему-то решила, что только она одна может защитить ребенка, и теперь большую часть своего времени находилась рядом с Лау. Теперь девочку часами одевали и переодевали в какие-то идиотские платьишки и делали прически, подбирали носочки под цвет бантика
