За ними глаз да глаз нужен. Как что-нибудь разгружают, так обязательно чего-нибудь не досчитаешься. А бывает, что и специально бутылки побьют. Мало того, что всем заплати – от налоговиков, до пожарников, так ещё эти норовят обчистить.
– Да, да, – соглашается Ангелина Власьевна.
И оба они знают, что эти бичи-бомжи горбатятся на них почти задарма – за бутылку да за самую непритязательную закуску. Ну да разве стоит обращать внимание на такие мелочи.
Крепко досталось Суглинку. Очень крепко. Таким всегда достаётся. Ну да ведь кому-то же должно доставаться. А кому сейчас вообще легко? А при разборках с братанами получить автоматную очередь в грудь, лучше, что ли? Или когда к тебе в офис вламываются вооружённые люди в камуфляже и масках, так что сразу и не сообразишь, кто это – бандиты или милиция, и бросают всех на пол, это, думаете, легко? Да от неприятностей сейчас никто не застрахован. Вон какие люди – самые-самые, бывает, попадают не туда, куда надо – кто в кадр, а кто даже и в камеру. Так что Суглинок ещё легко отделался, хотя, кажется, уже и не подаёт признаков жизни, скрючившись на полу.
Если бы ему не было так больно, он бы, может быть, подумал о том, что вот и настал его срок, что люди в таких условиях так долго не живут, а он уже и так подзадержался на этом свете. Если бы он был человеком высоких нравственных идеалов, он бы подумал: "Как мало я успел сделать для Родины, для человечества". А будь он героем, он бы подумал: "Я отдал жизнь не зря, прощайте, товарищи". А о чём думал Суглинок? О банке тушёнки. Тьфу…
Сквозь затухающее сознание, когда пришло время уже подумать о предстоящем отчёте перед Всевышним, он в последние секунды бытия вспомнил о том, что надо было посильнее налечь на тушёнку, а то ведь так и пропадёт – Узел никогда не закусывает, Вёрт предпочитает кильку, да и захмелел он – не до закуски, и в лучшем случае остатки тушёнки достанутся негодяю Хрусту. Что тут скажешь? Мелкий человечишка и такие же мысли…
И вдруг, сквозь шум и гром в голове, он услышал голос то ли ещё человека, то ли уже ангела. И каким-то чутьём он понял, что что-то произошло, что нужно напрячь остатки сил. Непонятно для чего, но нужно. И, с трудом открывая глаза, он догадался, что его уже не бьют, но не это было главное, совсем не это. Через застлавшую глаза кровь, он увидел Её. Увидел, и тут же узнал. Непонятно каким образом, но узнал. И, забыв про свою боль, а может быть просто не замечая её, став с ней уже единым целым, так что она уже не причиняла ему неудобств, он вдруг ясно осознал, что должен Ей сказать, во что бы то ни стало должен. Такой ясности сознания у него уже давно не было. Он вдруг всё понял, всё неожиданно встало на свои места, и, хотя его это никоим образом не касалось, он почему-то считал, что должен Ей об этом сказать. И ворочая разбитыми губами, выплюнув вместе с кровью осколки зубов изо рта, последние остатки сил он вложил в несколько слов, надеясь, что Она его поймёт. И уже окончательно теряя сознание, он успел только с тревогой подумать: а поняла ли она его?
9.
Такой
