хотели, чтобы ты увидел это своими глазами, о мой халиф. Каждый неверный шаг в лабиринте Мухсина – это шаг к гибели.
– Да поможет мне Всевышний… – пробормотал аль-Амин.
И понял, что замерз, как никогда в жизни.
Аль-Амин стоял, как они его оставили: с листком бумаги, уже размягченным потными от страха пальцами, с большой сумкой у ног. В сумку он не заглядывал, не до того было, зато то и дело прихватывал и ощупывал большой медный кругляш, висевший на прочном шнурке у него на груди. С медальона – здоровенного, с половину ладони величиной – смотрела страшным раскрытым глазом сигила Дауда. «Помни, о мой халиф, что в этом амулете – твоя жизнь. Потеряешь его – погибнешь. Пока сигила на тебе, силат не посмеют причинить вред. Но если шнурок оборвется или ты его снимешь…»
Пора, сказал он себе. Сколько можно так стоять и дрожать на ледяном ветру.
Неловко, поскольку не решался выпустить листок из рук, он мазнул рукавом по носу – оттуда опять текло. С опаской отлепив пальцы от свернувшейся со змеиным шелестом карты, Мухаммад забросил сумку на плечо. Та оказалась не такой уж тяжелой. Впрочем, зачем ему нагружаться припасами – нужное место находилось, если верить карте, не далее чем в ста локтях отсюда. Это если идти по прямой.
Сделав глубокий вдох, аль-Амин шагнул вперед. Тяжело дыша и то и дело вытирая нос рукавом, снова распрямил лист. Сколько можно смотреть и проверять. Надо идти. Налево.
Обойдя низкий, как алтарь, камень, он снова шмыгнул носом и засопел. Как там говорят парсы? Пока дойдешь от одного столба до другого, легче станет? Так. Теперь снова идем левее. Правильно, «кошка». Действительно, два круглящихся уха торчали в разные стороны. Кошка. От кошки идем направо. Очень хорошо. Ага, «таййар». И вправду, здесь как покрытое кораблями море застыло. Волны и лодки, волны и лодки, только пена серо-желтая… От «таййара» шагаем прямо, пропускаем две глыбины слева, три справа. Так. Теперь налево. Почти как в садовом лабиринте Йан-нат-ан-Арифа, где он когда-то играл в догонялки с невольницами матери…
Ага, это что у нас? А это у нас очередной «корабль». Ого, какой, почти с его халифскую лодку. А широкий! Теперь обходим «корабль». Идем влево.
Когда аль-Амин вышел из-под защиты камня в узкий коридор между скалами, порыв ветра хлестнул так, что он задохнулся. Глотая воздух враз промороженными губами и перехваченным спазмом горлом, он разжал руки. Листок взвился вверх и невесомо запорхал на недосягаемой высоте.
– Во имя Всевышнего… – прошептал аль-Амин.
Сумка съехала с безвольно обвисшего плеча.
– Мне конец, – прошептал он непослушными от холода губами.
И рванул за картой.
– Стой, шайтан, сука, стой!!!
Он орал и бежал, орал и бежал, не глядя по сторонам, бросаясь наземь, прыгая вверх, налетая боками на каменные выступы. Карту он поймал, как бабочку в детстве, – двумя сложенными лодочкой ладонями. Бумажка, как бабочка, затрепыхалась между его красных от холода рук.
Потом
