href="#_4.png"/>3
Город огней
Фейсала, два дня спустя
С Башни Наместника открывался головокружительный вид на вечернее небо и скальный лабиринт. И на южную дорогу, уползающую в сиренево-серые камни Мухсина. И на толпу, которая все прибывала и прибывала. Люди выскакивали из Пряничных ворот, бежали дальше, подпрыгивали, пытаясь заглянуть за плечи впереди стоящим, орали – и поднимали над головами свечи и плошки с огоньками.
– Та-рик! Та-рик! Та-рик! – мерно колыхаясь, выкрикивала огромная толпа.
Улицы города – на обоих холмах – тоже наверняка запружены народом. И в каждом доме горят огни – множество огней. На стенах тоже не протолкнуться – страже пришлось поработать копьями, отпихивая лишних. Не ровен час, сорвутся в толчее и попадают, кому это надо…
– Дракон мертв! Славьте победителя дракона! – орали голозадые мальчишки – и с хохотом бросались подбирать сыпавшуюся мелочь.
Наконец, напряженный, ждущий, как женщина в хариме, город взорвался оглушающей волной крика:
– Еде-ееееет!
И тут же, восхищенное:
– Везу-ууууут!!!
На дороге показался белый крохотный всадник – а за ним упряжка, запряженная волами. В арбе, подпрыгивая на рытвинах, ехал страшный и вожделенный груз – огромная, на две части раскромсанная башка аждахака.
Наместник вцепился в каменную резьбу окна так, что побелели пальцы.
Его в очередной раз охватило желание просто шагнуть с мирадора вниз. В ветреную пустоту под башней. Как два столетия назад поступила его прапрабабка. Когда в город вошли ашшариты, царевна Омид надела свадебное платье, взяла на руки годовалого сына и бросилась с башни. Других сестер и дочерей шаха халиф правоверных раздарил своим воинам. А прапрапрадед – сдался. Прямо на поле боя под Фейсалой. Бедуинскому роду бану микал. Принял веру Али – для виду, конечно. И стал мавла – вольноотпущенником ашшаритов.
И вот теперь наместник Фейсалы Шамс ибн Микал стоял у самого края заоконной пропасти и думал, что прадед был трусом и предателем. А он, Шамс ибн Микал, – истинный потомок труса и предателя, не сумевшего пасть смертью храбрых.
Белый всадник на сером коне и упряжка медленно продвигались к воротам города. Тарика осыпали розовыми лепестками, люди вопили и вскидывали светильники и свечи.
– Что же нам делать, что же делать, господи-иииин… – в очередной раз заскулил скорчившийся у туфель наместника Джавед. – Он же ж враз все почует в мы-ыыысля-яяяяях…
Дать этому глупцу пинка – и вылетит Джавед-бей в окно. И не станет такого неудобного свидетеля…
Но что проку тешить себя глупыми надеждами. Шамс ибн Микал прекрасно понимал: ледяные, волчьи глаза Стража увидят в его трусливой душе всю правду – и не понадобится Тарику захлебывающееся бормотание Джаведа, который ведь поползет, поползет вымаливать у Стража прощение…
– Тарик безжалостен, – усмехнулся наместник. –
