квартира с водопроводом и газовой колонкой. И «Волга» стоит в гараже. А? Стоило полгода на трубе поспать?
А в баню знаешь как ходили? Сначала в магазин шли, покупали там трусы, носки, майку, рубашку. А в бане, когда раздевались, все снятое в одну кучу бросали. Стирать негде было. Да и что мне тридцать семь копеек за пару носков при зарплате в шестьсот почти рублей?
– Ну-ну! Шестьсот у тебя только через год было, когда я прилетела!
– Ну ладно, пусть четыреста, все равно носки для меня тогда были как стакан семечек. Да и трусы – девяносто копеек. Вот так и ходили постоянно во всем новеньком. Во как жили!
Когда Таня очистила от банок и протерла столик, Володя разлил остатки «Токая» и вдруг спросил:
– Извини, конечно, но мне интересно: ты-то почему не остался на БАМе? Ты ведь говоришь, что был здесь в самом начале. А? Не, я понимаю, бульдозеристом, взрывником или, там, итээровцем мог бы и не стать, тут специальное образование нужно. Но ведь журналистом ты бы всегда мог здесь работать. Был бы сейчас упакован по самое не могу, – взгляд Володи прошелся косвенно по моей выгоревшей куртке с прожженной сигаретой дырочкой на рукаве и вытертым, явно отечественного производства, джинсам. – Только без обид, да?
Да какие тут обиды? Напротив. Ко мне обращаются как к своему. Своему стопроцентно.
– Не получилось тогда, – ответил я аккуратно. – Тут дела семенные. Обстоятельства.
– Понятно, – кивнул Володя.
Прозвучало как: не подумай, мы тоже не пальцем деланные. Кое-что понимаем. Понимаем, чем может быть женщина в жизни мужчины, то есть семья и «обстоятельства». И что от простого и очевидного для настоящего мужика – сжать пальцы и ухватить севшую на руку птицу счастья БАМ (а где еще обычный гражданин СССР за три-четыре года мог стать владельцем квартиры и машины и кто тогда получал те самые 400—600 рэ, министр разве), – от такого нужно иногда отказываться по своей воле. Мужчина должен уметь жертвовать.
– Понятно, – повторил он с сочувствием и уважением.
Часа через два поезд встал. За окном черно – ни огонька. С дорогой что-то? Или с тепловозом? Да мне-то какая разница!
Я лежу на верхней полке под лампочкой и читаю про Укромный сад во дворцовом парке, про пруд с лотосами в знойный полдень месяца седьмой луны. Про двух девушек, которые, скинув верхние одежды, развязывают сейчас пояса шаровар. Алый шелк – цвета любви и «полной жизни» – опадает на траву.
Взявшись за руки, девушки спускаются по ступеням, сложенным из горячих камней, – согласно колышутся стебли их позвоночников. Они трогают ногой воду, охают, отдергивают, снова опускают – так девушки длят удовольствие своего господина, наблюдающего за их купанием.
Господин лежит на циновках под зонтом, который держит одна из служанок. Она же подливает из чайника в чашку
