сетованию казаков, рассыпа́лась на глазах.
Много интересного узнали эмигранты в ходе задушевной ночной беседы. В речах честных служивых сквозила горькая обида.
– Тут, на пограничном кордоне, государева власть ещё как-то держится даже без царского догляда, – утерев пальцами роскошные усы, тяжело вздохнул станичный атаман. – Казаки службу несут справно, а вот в строевых частях вдоль всего Сибирского тракта уже свирепствует анархия. Дезертирство солдат стало повальным. Из столицы приходят противоречивые приказы, один дурнее другого. Главный штаб армии требует немедленно отправить пополнение на фронт, а штатские министерства обре́зали всякое финансирование военных поставок. Череда забастовок шахтёров привела к заторам на железных дорогах. В городах резко возросли цены на продовольствие, деньги стремительно обесцениваются.
– Вот-вот, бумажные керенки скоро рулонами на локоть наматывать будем, – поддакнул командиру пьяненький сосед с вихрастым чубом.
– Объявленная ещё зимой продразвёрстка забуксовала, – пожаловался путешественникам атаман. – Не желают пахари расставаться с урожаем за бесценок. А у временных администраций нет ни сил, ни желания отнимать нажитое крестьянское добро. По всем губерниям бунтом пахнет.
– Да и я тож своё не отдам! – грохнул кулаком по столу разгорячённый сосед. – За сущие копейки зерно скупают, жидовские морды!
Атаман успокаивающе положил ладонь на плечо обиженного земляка и продолжил исповедь:
– Батюшка Алексей, в стране теперь вообще всё стало очень временным: правительство, учредительное собрание, законы, приказы и даже деньги. Часть властных структур уже канула в безвременье: в большинстве центральных уездов полицию разогнали, а узников выпустили из тюрем на волю. В Сибири закрыли все каторги. «Птенцы Керенского» разлетелись по просторам империи. В городах стало страшно по улицам ночью ходить, разбойники в каждом закоулке поджидают. Да и не поймёшь теперь, кто хуже – тати ночные или временщики заезжие. Прежних начальников повсеместно сместили, заменяя политическими горлопанами. Только казачки старый порядок и удерживают в станицах.
– Пусть только в наш край сунутся, лощёные интеллих-х-генты… – зашипел буйный казачок с другого края стола и зло уставился на малопьющего чужестранца.
Вито Лосано зябко поёжился под колючим взглядом изрядно выпившего казака. Хорошо, что шашки у лихого рубаки под рукой не нашлось, и казнь «немца» откладывалась до протрезвления станичника.
– Испанец по-нашему не разумеет, – заступился за брата-интеллигента Андрюха. – Однако Витёк парень правильный.
– Он хоть и «немец», а с деревянным пулемётом против полусотни хунхузов выступить не побоялся, – громко рассмеявшись, похвалил храброго чужестранца Герасим Палкин.
– За такое геройство надо выпить, – поднял кружку с брагой сразу подобревший самозваный палач интеллигенции. – За Витька!
