Но он помнит, что алкоголь ничего не решает. Для таких выводов стоило пропить четверть жизни, продать всё имущество, похоронить всю свою прошлую жизнь и теперь, наконец, догадаться. Более того, спиртное будит одновременно всех его демонов, справиться с которыми со всеми разом он не наблюдает в себе сил: они терзают его сердце, устраивают в голове баталии внутренними диалогами, в которых он, Джонни, неизменно никчёмный урод, виноватый во всех мировых катаклизмах. По результатам таких шизофренических разговоров он хочет заканчивать с этой жизнью. Его начинают манить проезжие части и открытые крыши высотных зданий. Ни на какие другие веселья у него попросту нет денег.
Деньги, точно! Он вспоминает про три доллара в кармане рубашки. Что с ними можно сделать? Их можно проесть: в столовой при службе социальной поддержки можно купить на них три комплексных обеда, причём, более объёмных, чем давали в бесплатной столовой по номеркам, то есть пир горой. Но это недальновидно. Он неплохо живёт и без покупок, оставляя с обеда хлеб на ужин и фрукт на завтрак. Пропить было можно, но тоже непродуктивно: этих денег хватит лишь на небольшую бутылочку самого дешёвого пойла. Такое количество алкоголя не заткнёт в голове даже голос его друга Ллоида, читавшего ему заунывные лекции о правильной жизни и считавшего это помощью, не говоря уже о целом хоре остальных «помощников» во главе с его матерью. Он видит её лицо, полное отвращения к нему, и не очень чистую от ругательств речь в его адрес, как тут же в голове всплывает Корнелия.
Так вот почему Джонни позволяет старухе так обращаться с собой! Ради этого вывода стоило не пить четыре месяца.
Самая острая необходимость у него – это новые ботинки, но за три доллара их не купишь. Джонни понимает, что такой суммой не удовлетворить его потребностей в незаменимых вещах, без которых он неплохо жил всё это время, и решает забыть о деньгах ещё на сутки.
Он ложится в свою уютную коробку, закидывает руки под голову и принимается строить планы на жизнь. К слову, планов он не строил со времен комнаты в пригороде с чайником-убийцей. Сколько лет прошло с тех пор, Джонни толком не скажет, он не ориентируется во времени. Совсем. Он, конечно же, помнит дату своего рождения и даже дату свадьбы, но не более. Он даже не знает, который сейчас год. По ощущениям на улице сентябрь, за которым, как догадывается Джонни, вспоминая календарь той частью мозга, которая не злоупотребляла выпивкой, должен идти октябрь, чуть более прохладный, чем сегодняшний вечер. Но если год выдался аномально холодным, сейчас смело мог оказаться август, это не имеет для него никакого значения. Так же важности не несёт день недели, потому что в борьбе за выживание и в поиске пропитания нет дат и выходных.
У Джонни своё летоисчисление, заключавшееся в протекших крышах коробок, сношенных ботинках и прорвавшихся дождевиках. Ему нужны были четвёртые ботинки с тех пор, как он последний раз спал на настоящей кровати.
