захотелось похулиганить. Мне пришлось повалить его и, пока он брыкался, сдёрнуть с него джинсы и засунуть его в спальный мешок. Он тут же вскочил, хоть и был целиком в мешке.
– Бэкстер! Ложись!
– Я не Бэкстер. Я монстр спального мешка. Я вас всех задушу! – зарычал Бэкстер, шаркая ногами по спальне.
– Не надо превращаться в монстра! Я этого терпеть не могу! – взмолилась Блисс.
Казалось, с ней справиться легче всего. Она надела ночнушку, легла на наш матрас, свернулась клубочком, но ещё долго после того, как Бэкстер уснул, бодрствовала, уткнувшись лицом в пузо своего мишки. Я её тихонько окликнула и обняла, прошептав:
– Блисс, засыпай!
– Не могу, пока мама не вернётся.
– Она придёт с минуты на минуту, – пообещала я. Я не знала, где она может быть. «Фокс» уж точно давно закрылся. Она сказала, что выпьет только пару стаканчиков. Мне не очень в это верилось, но она обещала вернуться до полуночи.
Я лежала и прислушивалась, одной рукой обняв Блисс и обхватив ногами подрагивающие ступни Бэкстера. Со двора до меня доносились крики распетушившихся парней и глухой стук разбрасываемых пустых банок из-под пива. Орали явно молодые ребята. Вряд ли мама будет стоять с ними. Вдруг я услышала, как скандалит какая-то пара, и напряглась, но женский голос был слишком низким и хриплым, непохожим на мамин. Я слушала, как они ругаются, а затем раздался звук как от удара. Блисс напряглась.
– Ш-ш-ш, всё в порядке. Сейчас они разойдутся по домам, – успокоила я сестрёнку.
– А мама?
– Она скоро придёт. Наверное, пошла в гости к одному из друзей, чтобы ещё выпить. Не волнуйся! С ней всё будет хорошо.
– Вернётся к полуночи? – переспросила Блисс.
– Да, обязательно, – сказала я, хотя была совершенно уверена, что полночь давно наступила.
Когда Блисс наконец заснула, я осторожно слезла с матраса и пробралась в кухню. Щёлкнув выключателем, я зажгла свет. Часы показывали без десяти час. Меня начала бить дрожь, и я обхватила себя руками. Мама обещала вернуться к полуночи. В голове замелькал калейдоскоп страшных картин. Я увидела, как мама кричит в машине, а какой-то дядька её бьёт; представила маму плачущей и истекающей кровью в канаве; лежащей неподвижно, с открытыми глазами и белым, как полотно, лицом. Стукнув себя по лбу, я попыталась прогнать страшные мысли.
Налила стакан воды и стала медленно пить, но я продолжала дрожать, и стакан неприятно застучал о зубы.
– Возвращайся домой, мама, – шептала я.
Я сидела за кухонным столом, ковыряя его край, пока не сломала ноготь. Затем встала и начала ходить вокруг него, потому что от холода у меня онемели ступни. Было почти лето – мама вышла без пиджака, а я ужасно замёрзла. Мне хотелось вернуться в постель и согреться, но я боялась разбудить Блисс с Бэкстером. Жаль, что я была самой старшей. Лучше бы мне быть самой младшей, как Пикси, чтобы мною командовали. Вот почему вдруг стало страшно: я не знала, что делать, если мама
