любят писать в псевдопсихологических нью-эйдж книжках. Перл совсем недавно перенесла операцию, из-за которой перестала чувствовать себя женщиной. Ей казалось, что болезнь изуродовала ее, превратила в подобие человека. Она ненавидела свое отражение в зеркале, а теперь в этом зеркале отражался еще и ребенок, с которым она не была знакома. Чужой ребенок. Еще ни разу реализация маниакальной сверхидеи не сделала человека счастливым. Перл верила, что появление ребенка кардинально изменит ее жизнь, вот только это был не тот ребенок.
Никто и никогда бы не смог обвинить женщину в том, что она плохо относилась к своему приемному сыну, однако в душе она еще очень долго не могла перестать считать его приемным. Всякий раз, когда ребенок плакал, она приходила к нему и успокаивала, но не брала на руки, не обнимала. Спустя месяц, два и даже год между Перл и Дэвидом существовал какой-то барьер, который приемная мать никак не могла преодолеть. Она, а вслед за ней и Натан старались никогда не повышать на ребенка голос, а спокойно объяснять, почему именно так делать нельзя, а вот так можно. Ребенок принимал такое поведение за равнодушие, а это самое страшное. Если ребенку не удается получить достаточное количество внимания, он обычно прибегает к слезам, когда и это не работает, он начинает совершать плохие поступки. Уж это точно привлечет внимание.
Дэвиду не нравилось посещать синагогу и еврейское общество, в которые они ходили регулярно. Там приходилось сидеть тихо и соблюдать правила, да еще к тому же он все время чувствовал, что ничего здесь не знает и не понимает. Каждый ритуал состоял из тысячи нюансов, знание о которых ребенку не передается по наследству, но Дэвиду казалось, что все кругом знают куда больше, чем он. На каждый вопрос, который у него возникал, ответ, кажется, знали все присутствующие кроме него. Чуть позже к этому неприятному чувству отверженности прибавилось еще и плохое отношение сверстников к нему. Конечно, в синагоге никто не бил, не задирал и не ставил ему подножек. Матери тщательно следили за тем, чтобы дети здесь прилично себя вели. Однако во всех играх Дэвид оказывался лишним и не нужным. Особенно трудно приходилось на праздниках бар-мицвы. На праздник по случаю взросления мальчика (тринадцатилетие) обычно приглашали всех детей из еврейского квартала независимо от их возраста.
Празднование обычно проходило у кого-то дома или в большом семейном кафе неподалеку. Дети помладше собирались в одном углу зала, а мальчики постарше вместе с виновником торжества либо отгораживались в другом углу, либо старались смешаться со взрослыми. Шестилетнему ребенку сложно смешаться со взрослой аудиторией, а в детские игры его не принимали, называя найденышем и приблудышем. В еврейской общине все знали о том, что Дэвида усыновили, да Берковицы и не собирались скрывать этот факт, не предполагая, что для ребенка это грозит дополнительными трудностями. Женщины из общины с удовольствием обсуждали приемного сына семьи Берковиц, не стесняясь присутствия рядом своих детей. Никто из них не осуждал семью за усыновленного ребенка, но вот приводить
