влево. «Уазик» занесло, развернуло на сто восемьдесят градусов и потащило прямо на автобус, но скорость, по счастью, была низкой, и получился скорее не удар, а лишь сильный толчок, от которого у Гериной машины разбилась задняя правая фара и немного погнуло бампер. Колонна машин шла, соблюдая дистанцию, и в ней никто никого «не достал». Все смогли благополучно затормозить, и теперь водители принялись выскакивать на дорогу, спеша к месту аварии.
Герман смог сконцентрироваться в самый нужный момент и сейчас сидел, отдуваясь и широко раскрыв рот: воздуха не хватало, и сердце готово было проломить грудную клетку. Какой-то мужик лет пятидесяти, водитель грузовика-мусорщика, рванул водительскую дверь его «уазика» на себя:
– Жив?!
– Черт его знает, вроде жив.
– Ну, слава те Господи! Не, ну ты видал, что этот козлина на иномарке наворотил тут, а?! Он бы и нас всех угробил. Пойду гляну, что там с ним. Тебе помочь или сам вылезешь?
– Сам. Спасибо тебе.
Гера вылез из машины, посмотрел на повреждения и понял, что дальше он вполне может ехать без всякого ремонта: битая фара на ходовые качества не влияет. Путь был закрыт автобусом, из которого доносились вопли раненых, несколько человек звонили в ГАИ и в «Скорую помощь», а «Тойота» валялась в кювете вверх колесами.
«Скорая» приехала быстро, сразу несколько автомобилей с крестами. К Гере, который с кислым видом сидел на какой-то непонятного назначения штуке, по форме напоминавшей ящик, подошла женщина-врач:
– Вы пострадавший?
– Я вон из того «уазика».
– То есть с вами все в порядке? Машина-то вроде целая?
Гере минут за десять до этого пришлось сесть на подвернувшийся псевдоящик, он почувствовал, как сердце, что прежде стучало, как бешеное, не снижая темпа, сбилось с ритма и теперь беспорядочно колотилось так, словно какой-нибудь неистовый музыкант-ударник разминался на своей установке. Он не знал, что это, но игнорировать бешеную пляску в собственной груди не решился. Поэтому, по-щенячьи заискивающе взглянув на докторшу, показал ей на левую половину своей груди и пробормотал:
– Да вот, кажется, с сердцем у меня не в порядке.
Она проверила пульс, приложив свою теплую руку к его шее, – это было приятно. Вообще приятно, когда кто-то профессионально проверяет твои агрегаты и узлы, сразу становится спокойно от того, что собственное неведение и страх уходят, а вместо них появляется надежда на такую вот теплую руку доктора. Значит, теперь будем жить, если доктор разрешит.
– Что со мной?
– Аритмия у вас, – она с участием поглядела на Геру и повторила еще раз, словно он не мог вникнуть в смысл этого слова сразу, – аритмия.
– Это плохо?
– Это никуда не годится. Вам сколько лет?
– Тридцать.
– Тем более. От этого
