связь:
поэт => пророк.
Но мне кажется, что очень и очень полезно было бы рассмотреть обратное: пророк => поэт. Пророки пользуются переносными значениями, метафорами, различными фигурами речи и т. д., и порой необходимо подспорье в виде квалифицированного анализа классических библейских текстов как текстов прежде всего поэтических, особенно когда читаешь такое у Иезекиля:
(4) И (вот) рождение твое: в день рождения твоего не отрезали пуповины у тебя, и водою не омыта ты для очищения, и солью не осолена, и пеленами не повита. (5) (Ничей) глаз не сжалился над тобой, чтобы сделать для тебя из сострадания к тебе (хоть что-то) одно из этого. И выброшена была ты в поле в мерзости твоей в день рождения твоего. (6) А Я проходил мимо тебя, и Я увидел тебя, попранную, в крови твоей, и Я сказал тебе: «В крови твоей живи!». И Я сказал тебе: «В крови твоей живи!».
Так почему здесь именно так: «В крови твоей живи!»? Ведь всё, что следует дальше, – это такой краткий счастливый роман воспитания и укрепляющихся родственных чувств. Текст – принципиально открыт для истолкования, и поиск точного знания в нем – это труд именно поэтического, вооруженного многими смыслами, чтения.
Про героев. Мир крыш
В Москве можно жить только очень высоко, этаже на -дцатом – когда кругом тишина и чистый мир крыш. Редакция журнала «Афиша» не так уж давно обитала в Гнездниковском, в том самом доме, откуда из кв. 7 в 1937‑м увели на расстрел троцкиста Рудольфа Абиха, одного из героев моего «Перса». Понятно, что там всё расстроили и переломали и внутри всё выглядело пространным и интересным разломом, как в музее Маяковского – почти татлинская лестница туда, где на площадке перед дверью сидел Юрий Олеша и слышал жуткие удары по долоту, или чем там вынимали мозг Маяковского, а потом выносили в тазу, накрытом полотенцем, как пирог, везли в Институт мозга; где этот мозг сейчас? Так вот в том доме, где жила «Афиша», можно было легко выйти на антресоли – почти на крышу, и стоять курить и с наслаждением видеть отстраненный и почти бесшумный мир московских крыш, совершенно стерильное пространство, упоительно очищенное от людей, мусора, автомобилей, – мне приятно было там представлять велосипедные воздушные линии; ведь, правда, хорошо было бы над Москвой далеко вверху перекатываться с крыши на крышу по натянутым крепко тросам, придумать что-то такое, как-то отделиться от всего приземленного. Мозг Маяковского, где ты? Что за сны футуристические ты видишь, захлебнувшись в спирте забвения? Что снится тебе на пыльной полке архива? Неужели только парная дымка над лесистыми горами близ Риони.
Про главное. Муравьи и дельфины
Когда-то поразил рассказ о воинственном виде муравьев из Южной Америки, которые проникают в чужой муравейник, убивают матку и вместо нее подсаживают свою. Окончательный захват происходит естественным путем. За чужой маткой порабощенные муравьи продолжают ухаживать как за своей,
