губы в улыбке. – А я – Альбина. Давно хотела, чтобы Филипп познакомил меня со своими родственниками, но он постоянно занят!
Ее глаза загорелись. Ну, ясно: она-то думала, что у них все серьезно, и всячески подталкивала парня к дальнейшему шагу. А он не считал нужным вводить ее в ближний круг. И, судя по взгляду, был удивлен, что этот круг неожиданно «ввелся» сам, да еще не один.
Глаза Филиппа оставили брата в покое, взгляд переместился на меня и произвел тщательный и дотошный осмотр за то время, которое девица потратила на заявления о том, как она рада и счастлива. А потом он удивил не только меня, но и успевшего заскучать Никиту.
– Аня… – В бархатном голосе Филиппа не было удивления или вопроса, только уверенность, пришедшая через какое-то узнавание. Не успела я размечтаться, что это наша первая встреча врезалась ему в память, как он кивнул и уже уверенно повторил: – Та самая Аня, подруга Никиты.
Понятно.
Рыжую кудрявую девочку, которая вышла к нему на сцену, он не запомнил. Он был уверен, что видит меня впервые.
– Подруга! – фыркнул Никита, перекрыв мой разочарованный вздох. – У нас все гораздо серьезней.
– Вижу, – Филипп окинул меня долгим взглядом и подарил скупую улыбку. – Прости, я был уверен, что узна́ю тебя по волосам цвета топленого молока и меда, но…
– Это кто же так поэтично выразился? – немного ревниво вопросила Альбина и окинула меня критическим взглядом. – Хм, поменять волосы цвета меда и топленого молока на махагон сельский, обыкновенный?!
В ее взгляде было столько презрения, что я сама удивилась, когда стала оправдываться:
– У меня раньше были обычные русые волосы!
Схватилась за пальцы Никиты, чувствуя, что готова взорваться – от разочарования в себе и невозможности сказать то, что хочется.
– Неужели? – Филипп бросил взгляд за мою спину. – Другим иногда виднее.
– Кому, например?! – разозлилась, не смогла сдержаться, заметив, как Альбина смотрит на меня и покусывает ухо парня. – Ты ведь меня никогда в другом цвете не видел!
Я бы хотела, чтобы увидел. Мелькнула мысль, что, если бы я была со светлыми волосами, со своим натуральным цветом волос, он бы не смотрел на меня, как на предмет старой мебели. Но потом мелькнула вторая мысль: какая разница? Дело не в цвете волос, а во мне.
Ему нравятся рыжие, и я вижу тому доказательство. Ему не понравилась конкретно я.
Не была ему интересна сама по себе.
Не была ему интересна даже как подруга младшего брата.
Не зацепила, не затронула, не запомнилась – так бывает. Да и зачем ему я? У него есть рыжая с красными ногтями, есть первокурсницы, которые падают от его обаяния.
А я держалась.
Благодаря Никите не сдавалась и не показывала, как мне плохо. Другим не показывала. А мой друг чувствовал сам: неспешно поглаживал мои пальцы, выводил круги на запястьях, дул в разгоряченное ухо.
– Не видел, – согласился
