Пойти уточнить?
– Ладно, сиди уже. Ты знаешь, я так волнуюсь, так волнуюсь. Ведь даже страшно подумать, что сегодня я стану чей–то женой и кто–то сорвет мой цветок невинности! – раскрасневшись от счастья, затараторила Фаня.
– И кому он нужен, срывать его? – задумчиво произнес Хома, разглядывая стоявшую на окне герань.
– Ты что–то сказал?
– Нет, это я так, размышляю. А чьей женой ты собираешься стать? – уклонился от ответа Хомячков.
– Как чьей?! Твоей! Или ты забыл, что у нас сегодня свадьба? – даже подпрыгнула от возмущения Фаня.
– Точно! – ударил себя по лбу Хома. Только сейчас он понял, что его мучило все это утро. – Я то думаю, от чего мне все время писать хочется.
– Ничего, родной, потерпи. Скоро я твой мочевой пузырь в норму приведу, – пообещала Фаня и с улыбкой акулы, во все две тысячи зубов, погладила его по голове.
Через час нарядные и местами умытые молодожены вышли из подъезда.
– Так. Вначале зайдем в магазин, купим все, что необходимо для этого случая и в ЗАГС.
– ЗАГС! Б–р–р–р, – передернулся Хомячков. – Слово то какое страшное. Наверное, родители детей им пугают, чтобы они за сахаром не лазили.
– Ну вот, вроде, ничего не забыли, – сказала Фаня, выходя из универсама. – Конфеты, цветы, шампанское.
– А вон там можно еще купить корзиночку и красивую ленточку, – попытался внести свою лепту Хомячков и указал на витрину магазина «Ритуальные услуги».
– Нет, милый, – как можно ласковее произнесла Фаня. – Этот магазин несколько для других целей. Пошли, а то уже опаздываем.
Чем ближе они подходили к ЗАГСу, тем отчетливее было слышно, как Гименей в нетерпении звенел своими узами, а Амуры, слетевшиеся со всего города и сидящие на крыше Дворца бракосочетаний, словно голуби, даже подрались, споря, чья же стрела угодила в столь необычную мишень.
Войдя в здание, Хома с любопытством огляделся. Комната, в которую их привели, была похожа на приемную его начальника. Такой же старый пыльный ковер на паркетном, кое–где блестевшим лаком, полу, такой же дубовый с кривыми ножками стол, заваленный папками с документами и такой же выцвевший флаг страны на задней стене. Разница была в том, что за столом эпохи мировой революции здесь сидела не молоденькая секретарша, а стояла ожившая статуя свободы, которая с лошадью на плечах может вскакать в горящую избу, к тому же перетянутая шелковой ленточкой, как матрос пулеметной.
– А говорила, что ленточки там продаются не для этих целей, – почему–то с тоской подумал Хома.
– Дорогие молодожены! – прокатилось по залу.
Такие голоса раньше толкали мужчин на амбразуры или под гусеницы вражеских танков, но так как ничего этого рядом не было, то Хомячков просто втянул голову в плечи и так простоял до конца церемонии, выставив наружу только уши и вставшие дыбом волосы на макушке.
– Хома
