… правей, Петь, правей. Там низина… вот… а в сентябре – опята. Правда, не здесь, а подальше немного. Пройти отсюда километра два.
– А мы прошлый год по Ильинке ездили, – проговорил Виктор. – В начале октября. Опята почти сошли тогда, но ничего, ведра два набрали…
Степченко рассмеялся:
– Сразу видно, Витек, – не грибник ты! Два ведра опят! Да их машинами собирать нужно! Брезент постелил в лесу и носи охапками.
– Точно, – пробормотал шофер, огибая низину с мутно-коричневой водой. – Мы, бывало, как поедем, так по два мешка набьем опят. Жена всю неделю перерабатывает.
Степченко докурил, бросил окурок в окно:
– Петь, вон возле тех березок остановимся…
Шофер подъехал к березам и заглушил мотор.
– Ну, вот и приехали. – Степченко вылез из машины, закинув руки за голову, потянулся. – Оооо… тишина-то какая…
Виктор тоже вылез и осмотрелся.
Кругом стоял ночной лес.
Виктор потрогал влажные листья молодой березы:
– А тут один березняк в основном?
– Да. – Степченко захлопнул дверцу, посмотрел на светящийся циферблат. – Пол-одиннадцатого. Нормально. Как раз вовремя…
Шофер откинул переднее сиденье назад, снял пиджак и, кряхтя, растянулся.
– Подремешь, Петь? – Степченко заглянул в кабину.
– Подремлю.
– Ну, давай. – Степченко выпрямился, хлопнул Виктора по плечу. – А мы пойдем потихоньку.
– Счастливо, – пробормотал шофер, устраиваясь поудобнее.
– Пошли, Витек. Там вон тропиночка.
Виктор шагнул за ним в темноту.
Под ногами зашелестела трава, захрустели сучья, влажные листья скользнули по лицу Виктора. Степченко вынул сигареты, закурил:
– Я тут позапрошлым летом лося встретил. Идем с приятелем, а он поперек нам чешет. Здоровый, черт!
– Большой?
– Здоровый. Они вообще-то щас измельчали что-то, а этот – бык здоровый.
– Я под Брянском был когда, тоже видел. Правда лосиху. И кабанов видели. Мы на уток ездили. Утром пошли, а кабан в бурте колхозном роется. Они только картошку убрали, поздняя осень.
– А он, значит, жрет ее? Здорово!
– Нас увидел, повернулся. А потом, как паровоз – деру. И сопит, прям как танк.
– Ну, они мощные звери. Особенно осенью. Жирные. Я троих угрохал…
Переступили через поваленное дерево, вышли на более широкую тропку.
– А мне вот не приходилось, – проговорил Виктор, вглядываясь в сырую тьму поредевшего леса. – Тогда вроде и пуль-то не было. И стрелять по нему не хотелось…
– Да, с ними поосторожней надо. Если бить – так уж бить. А то один знакомый нулевкой решил по секачу пальнуть. Ранил, а тот за ним. Хорошо, друг выручил – добил пулей. А то б кишки выпустил.
– Да…
Лес кончился, по бокам дороги всплыли одинокие кусты. Слабый ветер шевелил их.
– Ну вот. – Степченко бросил сигарету. – Почти пришли.
– Действительно близко…
– А ты как думал. Я ж говорил – десять минут ходьбы…
Дорога пошла через поле.
Впереди показались серые коробки домов, мелькнул свет, и послышалась музыка.
– Слышишь, раскочегариваются? – усмехнулся Степченко.
– Слышу.
– У них это на краю поселка, так что удобно… Дорогу назад найдешь?
– Найду. Здесь вроде недалеко…
– Ну, и порядок. – Степченко сплюнул. – Иди, я следом за тобой.
Виктор кивнул и пошел дальше.
Вскоре свет стал поярче – показалась вереница уличных фонарей, музыка заиграла громче, дома приблизились и обступили Виктора.
Он прошел по улице до крайнего дома и стал медленно обходить его. Музыка загремела, голос певца стал жестким, отчетливей зазвенели тарелки. Виктор обогнул дом и сразу оказался перед танцплощадкой: лучи двух прожекторов протянулись над прыгающей толпой, скрестились на музыкантах.
Танцплощадка была покрыта потрескавшимся асфальтом. Поломанный забор огораживал ее. Вместо сцены в дальнем углу забора лежали сдвинутые вместе бетонные плиты, из размозженных торцов которых торчала гнутая арматура.
Виктор купил
