нужно первым делом бежать до дядюшки. Накануне тот обмолвился, что привезли ему нечто такое, о чем мальчик никогда в своей жизни «не слышал»! Любопытство съедало Натана изнутри. Вот только планы могли и не осуществиться. Родители ругались. «Громко». Натан чувствовал колебания воздуха. Он очень надеялся, что нашлась какая-то другая причина, но был почти уверен, что это из-за его вчерашней драки. Хотя один толчок и дракой назвать можно только с натяжкой, по-настоящему дерутся до крови. Натан видел, как собаки дрались с волками, когда защищали стада жалобно блеющих овец; видел, как по весне делили территорию местные коты – кричали что есть сил, а потом вцеплялись друг в друга, так что по улицам пух летел. Поэтому один толчок дракой точно не мог считаться. К сожалению, не все с выводом мальчика были готовы согласиться.
Когда Натан умылся и пришел на кухню, родители уже молчали и каждый занимался своим делом – папа пил чай из пузатой эмалированной кружки, а мама вымешивала тесто. На подоконнике стояло пять буханок хлеба, прикрытых вафельным полотенцем, а в печи поднимался пышный каравай. Мама любила печь хлеб, готовить закваску и искать новые рецепты. Летом она всегда пекла на продажу, не успевала доставать хлеб, как его уже раскупали. Еще яйца. Для хлеба нужно было много яиц, здесь начиналась зона ответственности Натана. Уговор с мамой был таков: проснись пораньше, собери все яйца и иди гуляй и, конечно, не забывай следить за стрелками на часах.
На столе уже стояла плетеная корзина, выстланная махровым полотенцем, и две решетки для яиц, каждая на тридцать ячеек.
– Доброе утро, мой хороший. – Мама коснулась подбородка пальцами правой руки, этот жест означал «хорошо» или «добро», так она приветствовала его каждое утро. – Курицы тебя заждались, беги быстрее!
Натан кивнул и подхватил корзину, попутно перед выходом поцеловав отца в щеку. В курятнике было темно и пахло, свет просачивался тонкими струйками через зазоры между досок. До холодов отец возьмет герметик и заделает их, он принес домой несколько огромных рулонов утеплителя, чтобы кормилицы, так отец звал кур, не замерзли зимой.
Натану нравилось проводить время с несушками, они ему доверяли и никогда не клевали. Мама купила на рынке несколько пород, у одних перья напоминали шерсть, пушились и топорщились в разные стороны, у других, напротив, оставались гладко прилизанными и блестели, будто вощеные, и слегка отливали синевой, а у третьих из-под клюва свисали бородки, а хвост тянулся шлейфом. Они выглядели горделиво и величественнее прочих. Были ещё, конечно, и самые обычные деревенские пеструшки. Несмотря на совсем невзрачный вид, они себя ущемлёнными никак не чувствовали. Мало болели и никому не давались в обиду. В теплых углублениях в соломе Натан нащупывал яйца, крупные, гладкие, они напоминали речные окатыши – коричневые, бежевые в крапинку, голубые и розоватые. В некоторых встречалось по два, а то и по три желтка!
– Маловато сегодня, – мама аккуратно пересчитала добычу мальчика, – всего сорок
