ж наипаче велма испужался.
Змий бросаетца на Атигрина-цесаря
Бросаетца, рветца на мя, ах ужасно.
Всех хощет проглатити истинно престрашно.
Помозите, любезны, истинныя други,
явите в сем деле сердечны услуги.
Убейте скорее, иль мочи не стала,
иль я, моя надежда конечно пропала.
Аще ж не убиете, вси будем пожреенны,
от онаго лютаго змия пояденны.
<…>
Агролим:
Апполоне, помогай мне споро,
да убию онаго люта змия скоро.
Агролим убивает змия. Убивши змия, глаголет, стоя на коленях:
Благодарю бога, славна Апполона!
Яко убил он престрашна Пифона,
тако и аз убих змия превелика,
страшна, треглавна, ужасна толика.
Се валяетца, як стерво, на брегу у моря…
Андромеда, Амур и обезглавленный монстр. «Символы и эмблемата» (№ 728), 1705 г.
Конечно, в эту эпоху представление с драконом нужно было прежде всего для развлечения публики. Освоенный театром монстр не только пугал, но и забавлял. Для сравнения: в средневековом театральном репертуаре, гораздо более назидательном, примерно ту же задачу выполняло появление на сцене прыгающих чертей или смерти с косой. Эти персонажи, страшные по сюжету, все-таки разрешались для демонстрации, но только в дни праздников. Призванные ужасать и внушать душеполезные мысли, на практике они все-таки развлекали зрителей (тем более развлекались юные актеры школьных театров, изображая смерть или какого-то инфернального персонажа). Даже поздние фольклорные записи наглядно показывают разгул чудовищных героев во время народных гуляний, наивное восхищение ими. Зеленые черти постоянно присутствовали на балаганных вывесках и участвовали в кукольных пантомимах (когда герои попадали в игрушечный ад, пылающий бенгальскими огнями). А. Н. Бенуа, вспоминая свои детские впечатления от ярмарочных спектаклей, признавался, что наибольший восторг вызывал в нем звук гонга, который в течение спектакля предупреждал публику о появлении чего-то страшного [26]. Нечисть и всякие дивные существа предъявлялись народу за отдельную плату внутри балаганов (разумеется, это были фальсификации, которые даже не всегда скрывались). Сообщения о пойманных в дальних странах монстрах попадали на лубочные картинки, которые продавались во время тех же увеселительных мероприятий. Воспринималось все это двояко: и в шутку, и всерьез. Зритель желал быть напуганным, одураченным, пораженным [46: 139], и тут на помощь приходили экзотические монстры.
Амур спасает Андромеду, пока Персей сражается с чудовищем. «Овидиевы фигуры», XVII в.
Но в древнерусской культуре дракон упоминался еще и с пользой. Борьба добра со злом была главной темой средневековой русской книжности. Подробные описания демонических персонажей считались нужными не
