тем, как искренне и просто общались эти люди. Доктор Шернвалл, который производил впечатление главы группы, спросил присутствующих, что они могут ответить на вопрос, заданный им в прошлый раз. Вопрос был такой: «Что больше всего мешает человеку следовать по пути саморазвития?» Было несколько разных ответов. Один сказал, что это деньги, другой – слава, третий – любовь, и так далее.
Очень неожиданно – как чёрная пантера – вошёл человек восточной внешности, какой я ещё никогда не видела. Он подошёл к софе и сел на неё, скрестив ноги на восточный манер. Он спросил, о чём идёт речь, и доктор Шернвалл пересказал вопрос и ответы на него.
Когда он упомянул любовь, г-н Гурджиев прервал его: «Да, это правда, любовь – это самое сильное препятствие на пути развития человека».
В тот момент я подумала: снова то же самое, снова нам нужно разделиться, мы не можем думать о саморазвитии и оставаться вместе; я была очень встревожена.
Однако г-н Гурджиев продолжил: «Но какая любовь? У неё есть несколько видов. Когда это самолюбие, эгоистичная любовь или минутное увлечение, она мешает, потому что она ограничивает свободу человека, он не свободен. Но если это настоящая любовь, где каждый стремится помогать другому, это совсем другое дело; и я всегда рад, если муж и жена оба интересуются этими идеями, потому что они могут помогать друг другу».
Я едва ли могла поднять взгляд, но у меня было чёткое ощущение, что г-н Гурджиев смотрит на меня. Сегодня я уверена, что он сказал это специально для меня. Это было очень странное состояние, я была так счастлива. Потом мы должны были уйти и поехать на бал. Когда я вошла в бальный зал дома моих родителей, все уже танцевали. Я неожиданно почувствовала, как будто что-то ударило меня в грудную клетку. Танцующие люди показались мне куклами.
Через несколько дней мне выпала возможность поговорить с г-ном Гурджиевым наедине. Я не сильно этого желала, потому что люди говорили, что г-н Гурджиев будет спрашивать меня то, чего я ожидаю от него; поэтому я колебалась, но, в конце концов, решила пойти. До того как я смогла хоть что-нибудь сказать, г-н Гурджиев спросил меня, как я себя чувствовала, когда пришла домой после встречи. Я не знала, как выразить своё переживание. Я даже тогда не сознавала, что это было переживание, но я сказала ему о странном чувстве, которое у меня было по возвращении на бал. Он ответил, что это хорошо, или что он доволен, я точно не помню. Помню только, что он был удовлетворён и сказал, что если мы хотим, мы с мужем всегда можем прийти к нему на встречу в любое время, когда он в Санкт-Петербурге. Я сказала ему, что мой муж должен ехать на фронт, и мы не можем больше оставаться в городе, что я хочу следовать за своим мужем столько, сколько мне будет позволено. Я также спросила, была ли какая-нибудь возможность для мужа избежать поездки на фронт. «Нет, – ответил г-н Гурджиев. – С волками жить, по-волчьи выть; но вам не нужно увлекаться психозом войны, и внутренне вам нужно стараться быть далеко от всего этого».
Он спросил
