рот. Примерно час назад их прекрасный, выверенный план встретил осложнение, когда Маккей перехватил двух гвардейцев Бьюкена: их отрядили скакать в замок, чтобы предупредить о приезде графа.
Само по себе прибытие Бьюкена не было такой уж большой бедой. Они все равно могли действовать как было условлено: похитить графиню с дочерью по дороге с воскресной службы – только ради церкви ей и дозволялось покидать замок, – но Лахлан лучше, чем кто бы то ни было, знал, что важные поручения редко идут по плану. Из допроса пленников Маккею стало известно, что кто-то нашептал графу и о коронации, и о роли во всем этом его собственной жены.
Это меняло все. Как только граф вернется, замок будет наглухо закрыт, как женский монастырь, и графиня вряд ли покинет его пределы в ближайшие месяцы, хотя бы даже и ради церковной службы. Маккей рассчитал, что у них примерно час времени.
Лахлану понадобилась четверть этого часа, чтобы пробиться сквозь замковые ворота, и почти вдвое больше, чтобы разыскать графиню, что оставляло ему всего минут пять до того, как Гордон начнет заварушку. Так что, видит Бог, у него не было времени убеждать свою надменную подельницу поневоле в том, что он вполне подходящая для нее компания.
Похоже, однако, что суровость его слов произвела в ней чудесную перемену. Страх – отличный побудительный мотив. Она бросилась к гардеробу, выхватила темную накидку и поспешно накинула на плечи, а потом сняла с полки маленькую деревянную шкатулку, покрытую искусной резьбой.
Догадка Лахлана, что в шкатулке лежат драгоценности, подтвердилась, едва она откинула крышку. Кровь Христова! Да эти сокровища достойны султана!
Он ожидал, что графиня переложит содержимое шкатулки в вышитую сумочку, висевшую у нее на поясе, но лишь что-то разыскав, она опустила крышку и вернула ее на полку.
– Я готова.
Лахлан взглянул на шкатулку.
– А ее вы что, не берете с собой?
Она прищурилась, явно ожидая, что он решил прихватить шкатулку. Да он и правда едва противился соблазну! Такие драгоценности решили бы все его проблемы с долгами.
– Все это принадлежит моему мужу, а для меня имеет значение всего один предмет.
Так мог бы говорить тот, кто прожил в богатстве всю жизнь. Легко лицемерить, если носишь роскошную одежду, вкушаешь тонкие яства и не думаешь о завтрашнем дне. Он окинул взглядом массивный золотой ободок, стягивавший блестящие длинные волосы, затем богато вышитое золотом платье, подбитую мехом накидку, тяжелое ожерелье из сапфиров и жемчуга, кольца, украшавшие тонкие пальцы, и, наконец, изящные шелковые туфельки.
Ее щеки порозовели, и Лахлан понял, что она догадалась, какие мысли пришли ему в голову. Графиня вскинула подбородок.
– Если у вас больше нет вопросов, мы можем идти за моей дочерью.
Ах да, он забыл про девчонку, хотя не понимал, зачем тащить ребенка через половину Шотландии, где идет война. Впрочем, это не его дело.
Три
