своему гостю, а то Женя из Евсеевки сбежит, еще, не дай Бог, замерзнет где-нибудь в лесах, у бывшего Васильевского.
В избе оказалось, что валенки у Жени обуты на голые ноги, и ступни черные от валяной шерсти, рубашка рваная, а шея коричневая от въевшейся в нее грязи.
– Ёкарный бабай, Женя! Да вас, что, там не моют? А носки-то где? – всплеснул руками Вадим.
– Носков… нет, – выдержав паузу, застенчиво признался дурачок и шмыгнул носом.
– Твое счастье: я вчера баню топил. Воды там осталось. Сейчас полешек в печь кину, подтоплю заново, и помыться сходишь.
Вадим быстро истопил баню, еще не вполне успевшую остыть со вчерашнего дня, и отправил гостя на помывку, выдав ему смену одежды со своего плеча. А потом, глядя, как жадно Женя уписывает за обе щеки рис, сваренный с лосятиной, осторожно поинтересовался:
– Женя, а как вас там кормят? Хорошо, плохо?
– Когда капусту дают – так худо, Вадимко. А когда селедку с перловкой – так хорошо.
– Понятно, – кивнул Вадим, думая, как же надо изголодаться, чтобы перловка с селедкой попадала в категорию «хорошо». – Долго до Евсеевки добирался?
– Утром ушел. На дороге голосовал, доехал до Первача, а оттуда – пешком.
– Санитары-то вас не обижают?
– Нет. Только танцевать водят.
– Как это?
– На женское отделение, с бабами танцевать, ночью. Стыдно, – поежился Женя, и Вадим прекратил расспросы. Вместо этого налил большую кружку черного, как деготь, и сладкого до густоты чая, выдал гостю пряников из райпо. Наевшись, Женя встал из-за стола, чинно перекрестился у иконы в красном углу:
– Слава Богу! Спасибо, хозяин! Чего тебе спеть?
– Спеть?! – расхохотался Вадим. – Да ничего не нужно. Песни эти мне по барабану!
– Так положено: отплатить за ужин, – строго объяснил Женя и уже помягче подсказал, – мужики-то, Вадимко, обычно частушки просят, ну, или про войну.
– Вот только не про войну, – сразу остановил Вадим, – и не частушки. Надоел юмор: по телеку только его и кажут. Давай про охоту, что ли. Про охоту знаешь чё?
– Знаю колыбельную, – строго кивнул Вадим и запел чистым тенором. Голос его неожиданно утратил старческую скрипучесть и стал чистым и нежным, будто у совсем молоденького юноши:
На чистой пушистой постели,
Примятой следами зайчат,
Уснули красавицы-ели,
И сосны могучие спят.
Бай-бай, засыпай!..
Вадим пристрастился к охоте еще в раннем детстве. Он родился в Евсеевке и рос обычным деревенским мальчишкой: как и все, любил с техникой возиться, как и многие, после школы выучился на тракториста в райцентре. До армии, по примеру большинства, успел в колхозе чуть-чуть поработать, а потом призыв, отвальная, военкомат…
Попал Вадим в самое пекло – в первую чеченскую кампанию. А когда после
