искрилось. Песок к середине дня разогрелся так, что по нему совершенно невозможно было ходить. Мы расслабленно лежали в шезлонгах в тени навеса. Сил хватало только на то, чтобы тянуть прохладную жидкость через соломинку, но все равно никто не уходил к себе под кондиционеры.
Я слушал, как лейтенант лениво домогается Лариску и сквозь пальмовые листья следил, как солнце медленно движется по небосклону. Когда оно заглянет с той стороны мраморного портика, можно будет жить. Искупаться, после поесть. Поиграть. Хорошо если сегодня проиграться в пух и прах, и закончить партию глубокой ночью. Тогда можно будет проспать до полудня. Еще один день прочь.
– Иди, выдери официантку на бильярдном столе, – посоветовала ему наша единственная пассия, поправляя наманикюренным пальчиком бретельку ажурного лифа. Удивительно, что Лариске до сих пор было не лень заниматься своей внешностью. Хотя… ведь чем-то нужно заниматься.
– Плохой ты товарищ – насилие над ботом входит в оговорку. А потом, я бы может и сподвигся на долгие ухаживания, но она же не будет так сладко задыхаться…
– Лейтенант Терехов, отставить слюни распускать.
Трепачи. Как им не надоест. Я с надеждой смотрел в сторону рифа. Именно оттуда иногда приходила гроза. Тогда над морским горизонтом вдруг начинали сгущаться сиреневые и фиолетовые кляксы. Небо над головой еще оставалось блеклым и выцветшим, но уже веяло прохладой, пахло влагой и безумным ветром. В далекой черноте сверкали змейки молний. Хорошо.
Но это бывает так редко. В последний раз для того чтобы заслужить шторм и пальмы, гнущиеся под шквалистым ветром, Лариса просто перевернула пальчиком черепашенка – со спины на лапки. И все. Но второй раз это не прокатило. И вообще, нужно быть искренним. А это не так просто, как вам кажется.
Вот чего всегда было навалом – это еды, выпивки и моря. И, понятно, – солнца.
В конечном счете, человек всегда получает то, чего добивался – так или иначе. Может быть, в какой-то производной от своего пожелания. Другое дело, как же этого расхотеть.
***
Было обычное дежурство по городу, и мы стояли в перехвате на развязке у башни «Яростный Ответ». С того выезда, что от телецентра. Мы – это я, лейтенант Терехов, сержант Гоняева (Лариска), и, конечно, Мирон – Мирон Разуваев. Нас всегда ставят в наряды вместе. Такая теперь пошла мода у руководства департамента. Создаем личность, глубоко интегрированную в общество. А значит, у каждого в жизни должны быть верные товарищи по работе.
За рулем «Гепарда» сидел чувак из этой породы, что мастерят контент для вечерних шоу, или, может, сам в нем снимается. Красавец же, необыкновенный. Брови оранжевые, сам весь расхлюстанный, в долгополом блестящем прикиде до колен: то ли кофта, то ли пиджак – не поймешь. Вцепился в руль двумя руками, окно открыл, и нас ждет. А мы его даже не останавливали. Ему, наверное, под кайфом привиделось. Он когда к обочине прижимался, чуть Лариске ногу не отдавил.
Ну, раз сам остановился (на воре и шашка горит… или, что там), то работаем. Витек представляется, как положено – рука к берету, а мы видим – все, наш клиент, отъездился. Зрачки, как у дельфина. Сержант Гоняева уже с наркоотделом по коммутатору связывается.
А Разуваев стоит у задней двери, в салон смотрит и лицом бледнеет. Вижу, поверх крыши «Гепарда», – нехорошо товарищу. Я сам нагнулся, заглянул… на пузатых валиках кожаного дивана стоит бумажный пакет для продуктов. Здоровенный, весь до ручек набит наличкой. Пачки с серебристыми купюрами чуть ли не вываливаются.
У меня у самого челюсть чуть не отвалилась. А Мирон родом из рабочего поселка. Кисилевск. Знаете, где это? Они там тофу выращивают. За эти деньги можно два таких городка купить, вместе с его закредитованным контингентом и еще на «Гепард» останется.
– Лариса, не надо, – говорит Разуваев. – Посмотри, он же в полной отключке. Он завтра даже не вспомнит, что за рулем был.
Мы все смотрим на деньги, потом на Мирона. Лейтенант оглядывается по сторонам, и берет водителя за ухо, потом дергает его, а чувак и в самом деле: ну, совсем никакой – внимательно рассматривает невидимые узоры на ветровом стекле, словно и ухо не его. Ждет, когда ехать можно будет.
– Да я уже упаковщиков вызвала! – кричит Лариска. – Не дурите, ребята!
Пока мы глазами хлопали, подъехали особисты. Они быстро все сработали. Телевизионщика приняли в браслеты. Пакет в кофр, и к ним в машину. «Гепард» – на эвакуатор.
Вечером в баре было тоскливей, чем на похоронах. Мы всегда оккупируем дальний стол и гоняем шары по лузам на высадку, – расслабляемся после дежурства. Так у ребят еще до меня заведено было, когда они все вместе служили в Халабе. Но в этот раз было не до того. Разуваев, прежде чем надрался, всем объяснил, что он с нами делал и в каком виде.
– Вы понимаете, как это просто было, обломщики? Вот они стояли перед вами – руку протяни, –
