осторожность не проявил, понадеялся на собственные силы, а сил и не хватило?
– Скорей всего так.
– Ногой за корягу зацепился, а там и захлебнулся?
– Это проще простого. Я вот, например, даже пьяным не полезу в пруд с корягами, а вот что у других людей на уме – отвечать не собираюсь.
– Осторожность нужна во всём. – встрял в беседу Толик, уведомительно постукивая кулаком в грудь. – Я вот когда на электромонтёра учился, то старшие товарищи говорили, что если линия свыше 110 000 Вольт, то обязательно надо, чтобы на носках дырок не было. Любая ткань, представляете себе, это отличный диэлектрик, тем более синтетика. А так если дырка на пятке, то разряд электричества из пятки дует прямо в землю со смертельным исходом. Короче, чем выше напряжение, тем целее носки должны быть, чтобы пробоя не было.
Аркаша и Стёпа насмешливо фыркнули, чем выставили напоказ своё неуважение к людям опасных профессий. Впрочем, и сам Толик фыркнул куда как охальнически, и даже принялся тыкать пальцем в пол, напоминая, что именно снизу нас поджидают опасности куда страшней, чем сверху.
– Ну вот что вы за паршивцы собрались: услышите какую-нибудь глупость и ржёте, словно лошади!! – тревожно загудел Семён Семёныч. – Тошно мне от вас становится, на душе тошно и за себя стыдно, что вынужден всё это выслушивать и терпеть. Я вот теперь мечтаю, как тот бедолага Шершеньев, уйти от вас в уединение личной культуры, и прозябать там до скончания веков. Потому что тошно от вас!!
– Ты же в райские кущи давеча собирался? – поёрничал Головакин.
– Да хоть к чёрту на кулички, лишь бы без вас!..
Семён Семёныч попробовал встать с пола и забраться на кровать, чтоб наконец-то укутаться в одеяло поплотней и отключиться от внешнего мира с его назойливыми упадничеством и смердяковщиной, но тревожно чертыхнулся, выпучил изумлённые глаза и затрясся в мелких конвульсиях. «Опять дядьке плохо!» – недовольно пробубнили Толик со Стёпой, а Аркаша поспешил забарабанить в дверь, вызывая врача. Буквально в этот же миг – словно бы они только того и ждали – в палату ворвались крысиноносые санитары во главе с тем самым сутуловатым субъектом, что в больничной галерее имел неприятный разговор с Евпсихием Алексеевичем.
– Ну что тут у вас опять? чего буяните? – загундосили санитары, изготовляясь навести порядок в доверенном им помещении, чего бы того не стоило.
– Семёну Семёнычу тут у нас плохо; даже, говорит, намерен навеки отойти в состояние личной культуры. – пожаловался Головакин, указывая на затихающего Семёна Семёныча, болезнь которого – судя по всему – излечивалась от одного вида медперсонала. – Вы бы укольчик ему какой вкололи, таблетку полезную дали, галоперидол… Всё же вам деньги государство не просто так платит, а чтоб вы о нас заботились.
– Деньги, полагаете, нам государство платит? – издевательски улыбнулся сутуловатый субъект.
– Так
