счаных холмов, на покорение которых можно потратить полжизни. Казалось, эта безрадостная картина повергла верблюда в отчаяние. Его передние ноги подкосились, зад осел, и животное безжизненным памятником застыло на самой вершине холма, со смертным равнодушием обозревая просторы пустыни.
Хозяин подергал уздечку. Голова верблюда повернулась, шея напряглась, но сам он не двинулся с места. Человек обогнул его и несколько раз ударил ногой по его спине. Желаемого эффекта это не произвело. Тогда хозяин достал острый как бритва загнутый бедуинский нож и полоснул верблюда по крестцу. Тот даже не пошевелился, хотя из раны брызнула кровь.
Путник отдавал себе отчет в том, что происходит. Истощенное голодом тело животного перестало функционировать, словно машина, в которой кончилось горючее. Случалось, верблюды точно так же умирали, добравшись до оазиса, в окружении живительной растительности – просто потому, что у них уже ни на что не было сил.
У бедуина оставались еще две возможности поднять своего спутника на ноги. Можно было вливать воду верблюду в ноздри, пока тот не начнет захлебываться, или же развести под его крупом огонь. Однако идущий по пустыне мужчина не располагал достаточным количеством воды и дров, чтобы тратить их подобным образом, тем более что оба способа могли оказаться неэффективными.
Так или иначе, продолжать путь было нельзя. Солнце взошло уже довольно высоко и теперь неистово палило. Самое начало лета: в это время года в Сахаре температура в тени достигает 110 градусов по Фаренгейту.
Не разгружая навьюченного верблюда, путник открыл одну из своих сумок и достал палатку. Машинально оглядевшись и удостоверившись, что поблизости нет ни укрытия, ни хотя бы тени, он разбил палатку прямо рядом с умирающим верблюдом, на самой вершине холма. Затем, скрестив ноги, уселся у входа в палатку и взялся за приготовление чая. Для этого пришлось разровнять небольшую площадку прямо на песке, установить несколько драгоценных сухих веточек наподобие пирамиды и развести огонь. Когда вода в котелке закипела, он заварил себе чай, как это обычно делают кочевники: перелил кипяток из котелка в чашку, добавил заварку и сахар, потом перелил обратно в котелок, чтобы дать настояться, и повторил эту процедуру несколько раз. Полученное таким образом крепкое, приторное варево показалось ему самым бодрящим напитком на свете.
В ожидании заката путник грыз финики и наблюдал за умирающим верблюдом. Человек был спокоен. Он проделал длинный путь по пустыне, оставив позади больше тысячи миль. Два месяца назад он вышел из Эль-Аджелы на средиземноморском побережье Ливии и, преодолев пятьсот миль в южном направлении, через Джало и Куфру пришел в самое сердце Сахары. Отсюда повернул на восток и, никем не замеченный, пересек египетскую границу. Пройдя через скалистую безлюдную местность Западной пустыни, повернул на север в районе Харги и теперь уже находился недалеко от цели путешествия. Он знал, что такое пустыня, и боялся ее – этот страх испытывают все разумные люди, даже кочевники, которые проводят в пустыне всю жизнь. Однако человек никогда не позволял себе поддаваться страху, не впадал в панику: старался не растрачивать нервную энергию. Случалось всякое: то из-за ошибок в расчетах приходилось проделывать лишнюю пару миль, то бутылки с водой давали течь, то совершенно здоровые верблюды неожиданно заболевали. Единственным ответом было «Иншалла»: на все воля Аллаха.
Наконец солнце стало клониться к западу. Путник взглянул на верблюда, прикидывая, какую часть поклажи можно унести на себе. Три небольших чемодана европейского вида – два тяжелых, один легкий – были одинаково необходимы. Кроме того, нельзя обойтись без сумки с одеждой, секстанта, карт, продуктов и бурдюка с водой. Уже слишком много: значит, придется оставить палатку, чайные принадлежности, котелок, планшет и седло.
Бедуин связал вместе три чемодана и прикрепил к ним одежду, еду и секстант. Из полосок материи он соорудил подобие лямок, чтобы узел можно было нести на спине, как рюкзак, а бурдюк с водой повесил на шею так, чтобы он болтался на груди.
Ноша получилась тяжелой. Еще три месяца назад он был достаточно силен, чтобы нести подобный груз целый день, а вечером сыграть еще партию в теннис, но пустыня истощила его. Кожа была покрыта ранами, он потерял двадцать или тридцать фунтов в весе. Без верблюда ему далеко не уйти.
Сжимая в руке компас, измученный странник тронулся в путь.
Он неукоснительно следовал направлению, борясь с искушением обогнуть встречающиеся холмы. Смерть шла за ним по пятам на протяжении этих последних миль, и малейшая ошибка, вызванная отклонением в сторону, могла стать фатальной. Забыв о своих надеждах и страхах, он сконцентрировался на стрелке компаса и песке под ногами. Ему удалось даже отрешиться от боли измученного тела и переставлять ноги автоматически, без единой мысли и, следовательно, без всякого усилия.
Вечерняя прохлада медленно опускалась на раскаленную пустыню. Бурдюк с водой становился легче с каждым глотком. Путник запретил себе думать о том, сколько воды осталось: дневная норма составляет
