совещаниями, оперативки переходили в пленумы, всякий простой заканчивался рапортом. Перед тем, как ничего не сделать, всегда шло бурное обсуждение, выдвигались встречные предложения и даже острой критики не чурались. Кто кричал, что надо дороги чинить, кто настаивал, что прежде необходимо дураков вылечить, потом вносилось компромиссное предложение: «давайте выбьем фонари, а дальше видно будет». Евгений Паригорьевич терпеливо всё выслушивал, иногда при этом пробуждался, а в конце подводил итог дискуссии:
– Много дельных мыслей, товарищи! Работа проделана большая. Теперь главное не мельтешить. Считаю, что вопрос должен отлежаться.
На каждом совещании велась стенограмма, все материалы протоколировались, визировались, подшивались к делу, оформлялись в виде брошюр и кратких отчётов, столь востребованных расплодившимися в то время пунктами сбора макулатуры. И вопросы отлёживались кипами, стопами, стеллажами, покрывались плесенью шибче элитных сыров. Перед очередным пленумом или конференцией они всегда выносились на свет божий, чтобы было точное понимание того, что же такого «не было принято» в прошлый раз. В этот раз надо «не принять» нечто кардинально иное, чтоб Москва не заподозрила рутину и ничегонеделание. И стоял дым коромыслом, а пыль столбом. Административные работники, не жалеючи себя, заходились в соплях и кашле, лишь бы угодить Евгению Паригорьевичу и отыскать новые вопросы, которые бы можно было отложить.
Однако, наследием от прежнего персека Забубенного висело одно безотлагательное дело. За него приходилось постоянно ответ держать и на звонки из центра отвечать. После того, как очередная группа московских геологов утонула в болотах, пытаясь освоить несметные кладовые наших земель, пришла из столицы команда – осушить все окрестные болота ради продолжения изыскательских работ, а также с целью орошения наших полей, не балованных урожаем. Забубенный, не робея, запросил на это небывалые для нашего края деньги, разработал семилетний план, расписал пошагово, как наши топи станут уверенным фундаментом, и каким образом болотные глубины выйдут на новые высоты. План был одобрен, подписан по множеству министерств и ведомств – не отвертишься. Тем паче, что вместе со средствами пришла инструкция о том, каким образом их можно использовать. Пунктом первым значилось «проведение научно-исследовательских работ с целью последующей ирригации территорий».
– Ну что, товарищи?! Если вопрос нельзя отложить, значит, его надо детально проработать, – предложил осторожный Банных. – Считаю, что для начала надо поставить его во главу угла. Начнём с главного: что такое ирригация?
И опять понеслось: одни предлагают дороги строить, другие дураков казнить, решили миром – создать для начала научно-исследовательский институт интеллектуальной инженерии и интенсивной ирригации (НИИ ИИиИИ). Выстроили монументально суровое здание, прозванное в народе за свои архитектурные достоинства «шпалой».
