Пелагея, ты дома?
– Чего вопишь, тише ты, заходи, чего надо?
– Бабушка молока передала. А можно маленького посмотреть?
– А что его смотреть, дитя, да и всё.
– Я никогда маленьких не видела. Можно, а?
– Заходи, Юлька. Тихо только! Не шаркай тапками своими. Сымай обувки!
Соседская девчушка шустро скинула летние сандалии, отдала Пелагее банку с тёплым парным молоком и на цыпочках пробралась в комнату.
– Дети спят. Ты сиди тихо и смотри. Не трогай никого. Хорошо?
– Хорошо. А вы куда?
– А я сбегаю тут по делу. Недалеко. Только не трогай их руками, просто смотри. И не шуми.
– Хорошо, тётка Пелагея. Беги. Я буду сидеть тихо. Я не буду их трогать. Хорошенькие такие! Особенно пацанчик.
– Особенно пацанчика и не трогай, Юлька. Просто смотри и всё.
Пелагея, переваливаясь с ноги на ногу, понеслась в конец деревни к дому Анки. Никаких новостей ни от кого! Что ты будешь делать! Как в воду все канули!
– Куда несёшься, тётка Пелагея?
– К Буракиным. Бегу, дети одни дома, обернуться надо скорее.
– Садись, подвезу.
– Не, на мотоцикле не поеду! Носишься по деревне, как чёрт.
– Садись в люльку! Не опрокину, не боись!
Деваться некуда, и Пелагея, кряхтя, влезла в коляску мотоцикла. Ванька, сын соседей, рванул с места так, что с головы пассажирки слетел платок и был таков. Пелагея даже ахнуть не успела, а мотоцикл уже стоял у ворот Буракиных. Рядом с воротами, на лавке, сидел Толик и грыз семечки. И тут же скучала кошка, прижавшись к Толькиной ноге всем телом. При виде гостей, тут же соскочила с лавки и нырнула под забор. Толик даже головы не повернул в сторону прибывших односельчан.
– Толька, что морду воротишь? Анка дома?
– Нету Анки. И Динки вашей нету! Никого нету!
– Где они, отвечай, ирод! Ты собрал их в компашку свою. Куды дел всех?
– Уехали они. Кататься на машине и не вернулись. Третий день ни слуху, ни духу…
– А ты что с ними не поехал?
– Пьяный был. Спал уже!
– Зачем Динку увезли? Дитя там голодное какой день!
– Динка домой рвалась, помню! Но уговаривали они её. Это помню. Не спрашивай меня ни о чем, тётка Пелагея. Сам грущу. Пьяный был сильно…
– Грустит он! Там дитя без молока, а он грустит!
– Значит мать такая, что дитё бросила. Не приставай, голова болит. Похмелиться нечем… муки мучительные у меня. Горе!
– Горе у него! Что б вас…
Пелагея снова забралась в люльку и Ванька, развернувшись так, что люлька на повороте взлетела в воздух. Пелагея в обмороке не могла и звука извлечь из своего перепуганного организма.
По дороге Иван остановился, снял с дерева платок, вернул его пассажирке и снова с визгом тронул с
