и резко развернувшись, направился к двери. Остановившись на пороге, посмотрел на Талрека и обронил:
– Ты зря тянешь. Никакая реабилитация и никакое лечение твоему сыну не помогут.
Дверь закрылась и супруги на негнущихся ногах, поддерживая друг друга, прошли к дивану. Талрек, опустив голову, погрузился в свои тягостные думы и только тихий всхлип вернул его в реальность. Посмотрев на Эвелину, которая сидела, обняв себя руками, тотчас приобнял её.
– Девочка, посмотри на меня, – попросил, с тревогой заглядывая в глаза супруге.
Но она глядела сквозь него. Тихонько, на грани слышимости всхлипывала и, покачиваясь, впала в какой-то транс. Эвелина не слышала и не видела ничего вокруг. Перед глазами стояло лицо любимого. Все её старания забыть, вычеркнуть его из жизни пошли прахом, рухнули, стоило Кристэну появиться на пороге. И опять вопрос: «за что?», начал терзать душу. «Почему не объяснился, почему не дал ей слова? Любил ли он когда-нибудь или для него их брак был всего лишь забавной игрой?»
– Лина, выпей, – к её губам прислонилось холодное стекло и Эвелина, вздрагивая всем телом от подступающих рыданий, послушно выпила горькую, успокаивающую настойку.
– Вот так, поплачь, тебе надо выплеснуть эмоции, – уговаривал её Талрек, усадив на свои колени и укачивая как ребёнка.
Рыдания Эвелины постепенно стихли и она, всхлипывая и икая, начала выплёскивать супругу свои терзания:
– Он же меня… ик… как нашкодившего котёнка… ик выкинул. Понимаешь? А теперь, – Эвелина отстранилась, вытерла слёзы и схватив белоснежный платок, протянутый Талреком, затрясла им: – а сейчас ему видите ли мой дар нужен! – боль и обида постепенно сменялись злостью.
– Да что он себе позволяет? – девушка вскочила на ноги. – Я ему что – игрушка? Захотел – выкинул, захотел – вернул? Да я… да мы… Надо срочно поехать к главе твоего рода и рассказать ему всё! Он-то его приструнит! Ему…
– Лина, дорогая, – Талрек поднялся на ноги и приобняв разбушевавшуюся жену, повёл на выход, – прими сейчас ванну, и мы поговорим, хорошо? – завёл он девушку в её покои, передавая опеку над ней камеристке.
Эвелина безропотно позволила себя раздеть и погрузилась в тёплую воду. Эмоции штормили и её кидало то в ярость, то погружало в омут душевных терзаний. Покинув купальню, увидела, что горничные собирают её вещи, укладывая в сундук.
– Что вы делаете? – растерянно обвела взглядом суетящихся девушек.
– Хозяин приказал, – отозвались прислужницы.
– Трэл распорядился собрать вас в дорогу, – вмешалась камеристка, вынося из гардеробной дорожный костюм.
– Куда мы поедем? – озадаченно спросила Эвелина, скидывая пушистый халат и вытягивая руки, пока камеристка накидывала на неё тонкое нательное платье.
– Этого, простите, не ведаю, – услышала в ответ и, одеваясь, решила для себя, что Талрек повезёт её к своему главе
