хихикнула старушка.
– В смысле? – растерялся Уваров.
– В том смысле, что годами моими интересуешься. И того, видать, не знаешь, что у женщин про возраст спрашивать неприлично.
– Так я для протокола, – нахмурился лейтенант.
– Ну, если только для протокола, то пиши – восемьдесят пять.
– Ого! – присвистнул лейтенант.
– Чего свистишь-то, – теперь нахмурилась Кузьминична, – денег не будет.
– Так это у меня от восторга вырвалось, – начал смущённо оправдываться он.
– Если от восторга, тогда ладно, – махнула рукой старушка, – люблю, когда мной восторгаются. – Она внимательно посмотрела на него и добавила: – Небось думаешь, что старая в маразм впала.
– Ничего я такого не думаю.
– И правильно делаешь. Заруби на своём носу, что женщине в любом возрасте приятно, когда ею восхищаются.
– Валентина Кузьминична, – жалобно проговорил лейтенант, – давайте уже к делу перейдём. Я, между прочим, на работе.
– Ишь ты, шустрый какой! Жалко ему пару минуточек уделить старой женщине.
– Мне-то не жалко, – вдохнул оперативник, – только вот начальство мне шею намылит, если я буду заниматься не делом, а пустыми разговорами.
– Неужто оно у тебя такое строгое? – сделала вид, что не поверила, баба Валя.
– Очень, – заверил её оперативник, тщетно пытаясь скрыть улыбку.
– Спрашивай, – великодушно разрешила баба Валя, – только я сразу предупреждаю, что представления не имею, кто убил эту свиристёлку.
– Какую свиристёлку? – даже не попытался скрыть своего изумления оперативник.
– Жиличку Севастьяна.
– Вы имеете в виду квартирантку Игнатьева? – уточнил он.
– Кого же ещё?! Сам-то Севастьян жив-здоров. Видела, как он сначала вошёл в подъезд, слышала, как он топал по лестнице, точно за ним полчище чудищ мчалось. А недавно он вышел. И уже не торопился. Правда, лица на нём не было.
– Вы ошибаетесь, – улыбнулся оперативник.
– В чём же это я ошибаюсь? – упёрла руки в боки баба Валя. – Что на Севастьяне лица не было? Так я это собственными глазами видела!
– Нет, – невольно улыбнулся оперативник, – про лицо Игнатьева ничего сказать не могу. Но квартирантка Севастьяна Павловича, как мы надеемся, жива.
– Жива? – ахнула старушка. – Кого же тогда убили?
– Неизвестного молодого мужчину, – оперативник не собирался сообщать Кузьминичне имя жертвы.
– Господи ты, боже мой! – воскликнула старушка. – Доигралась!
– Кто доигрался?
– Жиличка Севастьяна. Вы его вызывали, чтобы он опознал убитого?
– Нет, он нам нужен был, чтобы не ломать дверь.
– Ага, понятно. А Севастьян его опознал?
– Кого?
– Убитого вашего?
– Нет, Игнатьеву личность жертвы неизвестна.
Только
