зашумела в ушах.
– Ах ты, грязная…
Теламон замахнулся ногой, но эта тварь убежала в коридор.
Малышка тщетно пыталась сдержать смех, зарывшись лицом в кошачью шерсть. Наверху, на балконе, раб фыркнул и тут же зажал рот рукой.
Меритамен пришла в смятение:
– Прости, господин Тел-амон.
Жена Хати-аа отдала резкий приказ рабыне, и та кинулась вытряхивать из шлема помет.
Схватив шлем, Теламон зашагал прочь. Но в ушах так и стоял смех рабов и женщин.
Казалось, будто он целую вечность поднимался по лестнице, ведущей на мужскую половину дворца. Добравшись до своих покоев, Теламон сорвал с себя пропитавшуюся потом тунику и крикнул, чтобы ему подали воды и вина. Никогда еще Теламон не испытывал к Египту такой ненависти, как в этот момент. Все здесь смотрят на него свысока и насмехаются над ним!
Над Теламоном потешался даже раб Пирры, Усерреф. Окровавленный, избитый, он с вызовом смеялся прямо Теламону в лицо. А потом и вовсе ухитрился сбежать.
И теперь дни утекают сквозь пальцы, как песок в этой распроклятой пустыне, а Теламон не имеет ни малейшего представления, где искать кинжал.
– Ну, с кем сегодня расправился? – промурлыкала Алекто вечером, когда они сидели рядом на пиру. – Добыл наконец-то льва?
Теламон надулся. Алекто прекрасно известно, что нет, просто она хочет заставить его сказать об этом вслух.
– Я убил леопарда, – сообщил Теламон. – Такого же, как твоя любимая игрушка.
Алекто рассмеялась. На днях леопард оцарапал ей руку, и Алекто велела перерезать зверю горло.
– Что-нибудь новое узнала? – строго спросил Теламон.
Алекто повернулась к Керашеру и приняла от него инжир с улыбкой, от которой египтянина бросило в пот.
– Очень на это надеялась, – ответила она Теламону. – Мой раб разыскал одного довольно многообещающего крестьянина, но у того отказало сердце.
При этом воспоминании губы Алекто растянулись в улыбке, напоминающей оскал.
Так Алекто улыбается, только когда думает о чужой боли – или, еще лучше, наблюдает, как кто-то мучается. Она с одинаковым удовольствием смотрит, как людей бьют и как им зашивают раны. Чем больше страданий испытывает несчастный, тем лучше. Главное – побольше боли.
Этим вечером Алекто особенно хороша в одеянии из алого шелка с поясом из позолоченной телячьей кожи. В темные волосы вплетены золотые змеи. Теламон ненавидит и боится свою тетю, но в Египте он убедился, что дед поступил правильно, отправив с ним ее, а не Фаракса.
– В тех краях сила тебе не поможет, – сказал Коронос. – Египтяне восхищаются красотой. От Алекто тебе будет больше пользы, чем от Фаракса.
Теламон был обескуражен:
– Как же мы заставим их искать для нас кинжал?
И как Теламону уцелеть в Египте, этой загадочной, невообразимо богатой
